История с танцем призраков - [34]
Когда Том проснулся, луна зашла, тьма полностью завладела миром. И еще холод, так холодно Тому, кажется, не было никогда в жизни. Холод пронизывал до костей. Голые лодыжки совсем заледенели… Надо себя как-то расшевелить, а то он прямо-таки задубел, как выстиранное белье на морозе. Дыхание его тотчас превращалось в клубочки пара, губы и щеки застыли, онемели.
Стояла такая тишина, что на секунду Том испугался — уж не оглох ли он? Но нет — когда попытался распрямить ноги, услышал, как трется с похрустыванием жесткая материя его джинсов. Возле уха раздался какой-то шуршащий отзвук, и Том испуганно дернулся. Что это — птица? Или мышь? Он навел зажженный фонарик на вентиляционное отверстие у себя за спиной, увидел, как шевелится какой-то коричневый пушистый комочек, и осторожно взял его рукой.
Это оказалась летучая мышь. Позже Том удивлялся: как это он не завопил от страха, не выпустил птицу-зверушку? Летучих мышей он всегда терпеть не мог. Но ведь он сидел один, на крыше, под усыпанным звездами небом, и было в этом какое-то таинство. Он уселся поудобнее, прижался спиной к стене, положил фонарик на колени и взял в ладони пушистое тельце.
Бережно расправил большие кожистые крылья, нащупал хрупкие, толщиной со спичку, кости, на их концах — когти. Погладил пальцем бурый мех, и рот маленького существа пискнул в знак протеста. Мелькнул розоватый язычок, крохотный частокол острых зубов.
А на какой-нибудь планете в галактике Андромеды есть такие существа? Или похожие на них? Кто знает, может, тамошние «люди» как раз похожи на наших летучих мышей? Вот оно сидит, пригревшись в его руках, это существо — о чем оно думает? Такая крохотулька — ему достаточно сжать руки покрепче, и от нее останется мокрое место. Такая уязвимая… Но ведь летучие мыши живут на свете с доисторических времен, с той минуты, когда свет Андромеды, вот этот самый свет, впервые отправился в дальний путь к Земле. И водятся они, летучие мыши, во всех уголках нашей планеты. Они питаются насекомыми, цветочной пыльцой, нектаром, фруктами, животными, кровью — всем, что попадется. Они сумели приспособиться. Они выжили.
— Летучая мышь, может, ты — мой дух? — заговорил Том, поглаживая тоненький бурый мех. — В тебе столько всего намешано. Млекопитающее, но с крыльями, птица, но с теплой кровью и мехом. Тихая, робкая, а живется тебе неплохо. У тебя свой путь, и ты никогда с него не сбиваешься, далее в темноте. Должно быть, ты и есть мой дух.
Маленький ротик открылся, зверушка еще раз неслышно пискнула. Том бережно сложил ее крылья, прижал их к тельцу и помог ей уцепиться когтистыми лапками за одну из перекладин теплой вентиляционной решетки. Летучая мышь тотчас перевернулась сверху вниз, устроилась поудобнее, сложила по-своему крылья и снова заснула.
Том медленно поднялся. Перед глазами все плыло от голода, холода и возбуждения, на негнущихся ногах он прошагал на другую сторону крыши. Из музея не доносилось ни звука. Свет в салоне не горел. Последняя полицейская машина уехала. Он прошел по крыше с запада на восток, уже освоившись и ничего не боясь, пока не оказался у юго-западного угла музея. В двадцати футах под ним была крыша архива.
Ни секунды не колеблясь, он перелез через парапет, ухватился за него пальцами, повис и мягко прыгнул сквозь тьму. Он приземлился удачно, спружинив на кончиках пальцев, согнув колени, инстинктивно и безо всяких усилий приглушил силу удара о крышу.
Позднее, глядя на здание в дневное время, он содрогался: неужели он спрыгнул с такой высоты? Но в ту ночь тело его охранялось некой чудесной магией, и с ним просто не могло ничего произойти. Соскользнуть с крыши архива — это уже были детские игрушки, а дальше прыжок на цветочную грядку, сейчас пустую и мягкую — перед холодами почву взрыхлили, подготовили к весне.
Без страхов и сомнений Том прошагал по травяному газону и вышел с территории музея. По дороге домой он не встретил ни одного человека — сонные улицы были пусты. Спал и его собственный дом. Окно над задним крылечком было приоткрыто на два дюйма[9] — эту щелочку он оставил сам. Вскарабкавшись по решетке для вьюнков, он распахнул окно и перевалился в комнату. Скинув с ног кроссовки, он тут же рухнул на кровать, оттолкнул свернутое в рулон одеяло — здорово он это придумал! — и, забыв о голоде и холоде, заснул богатырским сном.
На следующее утро, в четверг, Том проснулся и вылез из постели сам — обычно его будила мама. Когда она вошла в комнату, он, в помятых джинсах и водолазке, моргая, стоял у окна.
— Сынок, уже встал и оделся? Ранняя пташка. Тогда иду вниз готовить завтрак.
Когда она, по счастью ничего не заметив, ушла, Том побрел в ванную, стянул с себя выпачканную одежду и встал под душ. До чего же он грязный, особенно ноги! Надев все чистое, он протопал к столу на мамин зов:
— Завтракать!
Утро выдалось солнечное, и это сказалось на настроении родителей. Мама за кофе что-то мурлыкала себе под нос, а папа, уходя, даже поцеловал ее.
— Кэрол, ты меня сегодня ругай. Агентство «Ходят слухи» сообщает, что о новых назначениях в суд будет объявлено сегодня.
Приключенческая повесть албанского писателя о юных патриотах Албании, боровшихся за свободу своей страны против итало-немецких фашистов. Главными действующими лицами являются трое подростков. Они помогают своим старшим товарищам-подпольщикам, выполняя ответственные и порой рискованные поручения. Адресована повесть детям среднего школьного возраста.
Всё своё детство я завидовал людям, отправляющимся в путешествия. Я был ещё маленький и не знал, что самое интересное — возвращаться домой, всё узнавать и всё видеть как бы заново. Теперь я это знаю.Эта книжка написана в путешествиях. Она о людях, о птицах, о реках — дальних и близких, о том, что я нашёл в них своего, что мне было дорого всегда. Я хочу, чтобы вы познакомились с ними: и со старым донским бакенщиком Ерофеем Платоновичем, который всю жизнь прожил на посту № 1, первом от моря, да и вообще, наверно, самом первом, потому что охранял Ерофей Платонович самое главное — родную землю; и с сибирским мальчишкой (рассказ «Сосны шумят») — он отправился в лес, чтобы, как всегда, поискать брусники, а нашёл целый мир — рядом, возле своей деревни.
Нелегка жизнь путешественника, но зато как приятно лежать на спине, слышать торопливый говорок речных струй и сознавать, что ты сам себе хозяин. Прямо над тобой бездонное небо, такое просторное и чистое, что кажется, звенит оно, как звенит раковина, поднесенная к уху.Путешественники отличаются от прочих людей тем, что они открывают новые земли. Кроме того, они всегда голодны. Они много едят. Здесь уха пахнет дымом, а дым — ухой! Дырявая палатка с хвойным колючим полом — это твой дом. Так пусть же пойдет дождь, чтобы можно было залезть внутрь и, слушая, как барабанят по полотну капли, наслаждаться тем, что над головой есть крыша: это совсем не тот дождь, что развозит грязь на улицах.
Нелегка жизнь путешественника, но зато как приятно лежать на спине, слышать торопливый говорок речных струй и сознавать, что ты сам себе хозяин. Прямо над тобой бездонное небо, такое просторное и чистое, что кажется, звенит оно, как звенит раковина, поднесенная к уху.Путешественники отличаются от прочих людей тем, что они открывают новые земли. Кроме того, они всегда голодны. Они много едят. Здесь уха пахнет дымом, а дым — ухой! Дырявая палатка с хвойным колючим полом — это твой дом. Так пусть же пойдет дождь, чтобы можно было залезть внутрь и, слушая, как барабанят по полотну капли, наслаждаться тем, что над головой есть крыша: это совсем не тот дождь, что развозит грязь на улицах.
Вильмос и Ильзе Корн – писатели Германской Демократической Республики, авторы многих книг для детей и юношества. Но самое значительное их произведение – роман «Мавр и лондонские грачи». В этом романе авторы живо и увлекательно рассказывают нам о гениальных мыслителях и революционерах – Карле Марксе и Фридрихе Энгельсе, об их великой дружбе, совместной работе и героической борьбе. Книга пользуется большой популярностью у читателей Германской Демократической Республики. Она выдержала несколько изданий и удостоена премии, как одно из лучших художественных произведений для юношества.