История с танцем призраков - [21]

Пришлось прошмыгнуть в тыл дома, по решетке для вьюнков взобраться на крышу веранды-солярия, а оттуда залезть в свою комнату через окно.

На следующее утро Пит встретил его улыбкой, будто ничего между ними не произошло.

— Ну, положил укладку на место? Порядок?

Том покачал головой и пнул ногой листья, застрявшие в решетке водостока.

— Почему?

Том пожал плечами:

— Все заперто. Не смог я туда пробраться. Пытался, но не смог.

— Обалдеть можно! Ты что же, хотел попасть в музей ночью, когда он закрыт? Почему не сделал, как я тебе сказал? Господи, да ночью этот музей все равно что крепость: кругом охрана, все двери поставлены на «тревогу»… на что ты рассчитывал?

— Думал, может, повезет… какую-нибудь дверь забудут запереть, мало ли что.

— Лучше не упрямься и оставь укладку прямо в галерее, когда музей открыт.

— Не могу я. Нельзя.

— Что ты за чудак, Том! Только потому, что это предложил я…

— Нет, не из-за этого. Честно.

— Значит, это дела старого вождя. Точно? Какая-то безумная идея вождя Лайтфута. Ага! Даже в лице переменился. Все ясно.

— Никакой он не безумный. Безумные вождями не становятся. Его, между прочим, выбрали, он вождь не по наследству. Выбрало племя, а такое бывает не часто.

— Ну извини. Просто мне показалось, что стариковскими фокусами ты сыт по горло.

— Возможно. Но я никому не позволю обзывать его.

— Ладно-ладно. Считай, я этого не говорил. Только почему ты не хочешь, чтобы я тебе помог? Сейчас, конечно, задачка посложнее, но все равно придумаем, как туда пробраться даже ночью. Вот увидишь!

— Нет! Спасибо тебе, Пит, но я должен сам.

— Что ж, как знаешь. Только не говори потом, что я не хотел тебе помочь.

На лице Пита появилось какое-то странное, необычное выражение. Пожав плечами, он зашагал прочь, и у Тома засосало под ложечкой — кажется, он сейчас теряет что-то очень важное. Но столько у него друзей, чтобы ими разбрасываться.

Он попытался поставить себя на место Пита: его пригласили участвовать в какой-то таинственной, очень личной церемонии — как танец призраков, — а на следующий день дали от ворот поворот. «Я бы тоже был вне себя от ярости, — подумал Том. — Но ведь прадедушка сказал, чтобы на сей раз я все делал сам… Он так зол на меня — вдруг расскажет ребятам? А что — возьмет и расскажет. И понять его можно. Только если ребята узнают про танец призраков, про поиски духа — хоть ложись и умирай. Придется уйти из школы. Да, именно так. Придется уйти из школы и поселиться в резервации, у прадедушки».

На уроке общественных наук речь зашла о предрассудках. Том ссутулился, склонился к парте — стать бы невидимым. Кое-кто из ребят говорил так… будто явно знал его историю. Том бросал гневные, укоризненные взгляды на Пита, но тот его не замечал или не хотел замечать. Ненавижу тебя, ненавижу. Задушил бы своими руками.

После уроков Пит с ребятами остался играть в «собачки», а Тома даже не позвали. Он побрел домой. Тротуары были усыпаны золотыми тополиными листьями, если попадались кучки, Том пинал их ногой. Человек и в толпе бывает один, так сказал прадедушка, и сразу вспомнилось испытание паром, иссушающая жара. Что ж, мрачно сказал себе Том, придется пройти и через испытание одиночеством.

Почти все уроки он сделал до ужина и прилег вздремнуть. А когда проснулся… черт возьми, за окнами темно! Он вскочил на ноги… А ужин? Он вылетел в дверь и едва не опрокинул стоявший за ней поднос. Тарелка с воздушной кукурузой, два огромных бутерброда с ореховым маслом и яблоко.

Он взял поднос. Ну почему в одном мама такая заботливая, понимающая, а в другом — бесчувственная и черствая? Почему не желает понять прадедушку, индейский образ жизни? Никогда он не научится разбираться в людях. Одного дедушку он понимает. Это единственный человек, который ему полностью ясен.

Том взглянул на часы. Девять! Он проспал больше трех часов. При виде бутерброда с ореховым маслом — а запах какой! — в животе у него заурчало, потекли слюнки, но он решительно отодвинул поднос и занялся подготовкой к выходу. Ничего, поест, когда вернется, когда дело будет сделано. Ведь ему положено поститься, иначе ничего не выйдет. Так сказал прадедушка.

Есть кто-то дома или нет — догадаться было трудно. Кругом тишина. Только доносилось тиканье часов из гостиной, но отец, возможно, дремлет за газетой в своем кабинете, а оттуда прекрасно просматривается лестница. Нет, надо выбираться через окно, так надежнее.

Безотрадные события вчерашнего вечера повторились в точности: долгий спуск к реке, карабканье на холм, перебежки от куста к кусту в постоянном страхе — вдруг заметят? — проверка каждой двери, боязнь, что дверь откроется под его рукой, отчаяние, когда она все-таки не открывалась.

«Нет, — говорил он себе, — дело гиблое. Нечего и пытаться, я просто идиот. Впереди еще две попытки, но и они закончатся тем же, это ясно». Когда он пролез сквозь кусты на Вторую авеню, из густой темноты под деревьями появилась тень.

— Привет. — Голос был спокойным и дружелюбным, однако у Тома по коже побежали мурашки, а сердце тревожно забухало. Он напрягся, приготовившись бежать, но заставил себя оглянуться.

— Пит?