История руссов. Славяне или норманны? - [36]

g) пять «русских» названий порогов могут быть объяснены совершенно на тех же основаниях, как это сделано Томсеном, не из скандинавских, а из греческих корней.

Подведя summa summarum, мы должны сказать, что свидетельство Багрянородного в толковании норманистов совершенно неудовлетворительно: а) названия 1-го и 7-го порогов решительно против него и b) другие пять названий объясняются и с иной точки зрения.

Таким образом, эта «незыблемая опора» норманизма не может более считаться ни единственным объяснением, ни объяснением, удовлетворяющим критически мыслящего исследователя.

Остается еще сказать несколько слов о выдвигаемой нами гипотезе, что в действительности существовало две системы названий днепровских порогов, обе славянские: одна новгородская («славянская»), другая киевская («русская»).

В пользу ее говорят следующие дополнительные соображения.

Если «руссы» Багрянородного были скандинавами и вдобавок еще властителями страны, и называли по-скандинавски все семь днепровских порогов, то мы имеем полное основание утверждать, что они должны были называть на свой лад речки, города, деревни, озера, холмы, ручьи и т. д.; на деле мы не имеем ни одного скандинавского названия! Что за особое пристрастие к днепровским порогам? Нелепость явно бросается в глаза. Уж если «руссы» были скандинавы, то почему они, когда «рубились» совершенно новые города, ни разу не назвали новый город скандинавским именем? Над такими вещами г.г. норманисты не задумываются, а между тем это непреложное доказательство славянства «руссов».

Далее, как это будет видно из разбора всей 9-й главы сочинения Багрянородного, последний плохо разбирался в положении дел на Руси и путал, подобно арабам и другим соседям, «руссов» и «славян»; сам он в России не бывал, пользовался расспросными сведениями, причем лица, не ездившего дальше Киева.

Это лицо, совершенно очевидно иностранец, не славянин, вероятно, говорил по древнеболгарски и был информирован главным образом каким-то спутником в путешествии через пороги, «славянином», ибо совершенно очевидно, что «русские» названия порогов были ему известны гораздо слабее и они отодвинуты более в тень, чем «славянские».

Если бы спутником информатора Багрянородного был новгородец, то тогда были бы выпячены «славянские» названия, а главное — сообщены сведения о части пути между Новгородом и Киевом, совершенно отсутствующие, и т. д.

Не будучи знатоком греческого языка, мы не беремся разрешать детали филологических сомнений, предоставляя это тем, кто сделает все лучше; укажем только, что имеется путь для решения вопроса и в этом направлении.

Таким образом, вопрос о свидетельстве Багрянородного по поводу днепровских порогов следует коренным образом пересмотреть, и мало надежды, что окончательное решение его будет в пользу норманизма.

5. Константин Багрянородный о пути «из варяг в грекы»

Девятая глава сочинения Багрянородного «De administrando imperio» носит название: «О Руссах, приезжающих из России на однодревках в Константинополь». Она содержит много интересных сведений о пути «из Варяг в Грекы» и заключает в себе, между прочим, данные о названиях днепровских порогов.

Эта глава настолько интересна, что мы приводим ее ниже целиком. Однако мы предпочли критически рассмотреть ее по коротким отрывкам, чтобы, читая главу, осмысливать последующее в свете только что выясненного и потом не возвращаться назад.

В основу взят перевод, опубликованный в «Известиях ГАИМК», вып. 91, 1934, с изменениями там, где перевод явно неточен (а ошибки были сделаны чрезвычайно грубые), ибо мы не можем брать на себя задачу целиком и основательно пересмотреть его (хотя это и крайне необходимо).

«Однодревки, приходящие в Константинополь из внешней Руси, идут из Невогарды, в которой жил Святослав (Sphendosthlabus), сын русского князя Игоря, а также из крепости Милиниска, Телюца, Чернигога и Бусеграде».

Прежде всего бросается в глаза выражение «внешняя (дальняя) Русь». О нем уже имеется целая литература Отбрасывая крайности в толковании, скажем, что Багрянородный, по-видимому, различал «внешнюю» (дальнюю) и «внутреннюю» (ближнюю) Русь; последний термин он не употребляет, но он логически вытекает из первого названия.

Крайним пунктом в этой «дальней Руси» Багрянородный считает, в сущности верно, Новгород. Затем идут последовательно Смоленск, Любеч (?), Чернигов и Вышгород. Киевскую область и прилегающие к ней западные и восточные, он, надо полагать, считал «ближней Русью».

Таким образом, Багрянородный не только знал народ «руссов», но и всю их страну с севера на юг называл «Русью» («Росиа»).

Под «Невогарда» нетрудно отгадать Новгород, хотя некоторыми высказывалась мысль, что «Невогард» — это Старая Ладога, ибо она была расположена на озере Нево, как в древности называли Ладожское озеро. Это толкование должно быть решительно отвергнуто, ибо все русские летописи знают только название «Ладога» (названия «Невогард» не встречаем ни разу!), а скандинавское имя — «Aldeigjuborg» вероятно, является искажением первого.

Заговорив о Новгороде, Багрянородный тут же отмечает, что в нем жил Святослав, «сын русского князя Игоря (Иггор)». Следует вспомнить, что Багрянородный родился в 905 г., в 912 г. провозглашен императором, в 944 г., т. е., будучи уже в возрасте 39 лет, заключил совместно со своими соимператорами Романом (зятем) и Стефаном мир с Игорем Рюриковичем; иначе говоря, он должен был быть отлично осведомлен о Руси.