История русской торговли и промышленности - [184]

.

Это постановление, вызванное, по-видимому, тем, что розничные торговцы вследствие такого образа действия промышленников оказались в «оброчных сборах не без многой доимки», т.е. вызванное казенными интересами, привело, однако, к тому, что торговцы составили между собою стачку с целью понижения цен промышленных изделий, зная, что промышленники не могут продавать своих товаров никому другому помимо них^{788}. Вследствие этого через несколько месяцев после первого указа последовал второй, согласно которому промышленникам вновь дозволено держать свои лавки в рядах, однако под условием, что они могут продавать в них лишь те товары, которые у них остались после продажи своих изделий купцам^{789}.

Но такое неясное и неопределенное правило, конечно, не могло удовлетворить купцов, и последние в 1727 г. вновь жалуются на то, что фабриканты держат свои лавки в рядах и продают в розницу свои произведения, как-то: полотно, чулки, шелковые изделия, писчую бумагу, карты, а также пряденое и крученое золото и серебро. Жалобы эти со стороны купцов повторяются и в заявлениях 1764 г., и в городских наказах 1767 г., так что, очевидно, промышленники продолжали розничную торговлю своими изделиями^{790}. Впрочем, из этой борьбы между ними и торговцами еще отнюдь не следует, что мы имеем дело действительно с фабрикантами, т.е. владельцами централизованных мануфактур. Это могли быть и скупщики кустарных изделий, за которыми также, если они не входили в состав купеческих организаций, не признавалось право на розничную торговлю. Ее повсюду купеческий класс считал своей привилегией — так это было и в Западной Европе, где право производить оптовую торговлю нередко резко отделялось от права торговать в розницу.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ. Запад и Россия. Положение русской промышленности к концу XVIII ст.

Профессор Е. В. Тарле указывает на то, что иностранцы, посещавшие Россию или жившие в России в конце XVIII и в начале XIX ст., держатся очень высокого мнения о ее промышленном развитии и что этот взгляд вполне подтверждается фактами относительно размеров нашего привоза и вывоза в эту эпоху, как и количества промышленных предприятий и числа занятых на них рабочих. Поэтому мнение об отсталости России в хозяйственном отношении для этой эпохи совершенно не соответствует действительному положению вещей. «Иностранцы-современники, по-видимому, ясно видели то, о чем забыло потомство: что Россию нет никаких оснований считать страною в промышленном отношении отсталой от большинства других стран европейского континента в XVIII столетии… По мнению иностранных наблюдателей, фабрики и заводы к концу екатерининского царствования отнюдь не были тепличными растениями и обрабатывающая промышленность достигла такого развития, что если и не составляла сколько-нибудь существенной статьи русского вывоза, то во всяком случае делала Россию, по смыслу неоднократных утверждений самих иностранцев, страною, в общем экономически не зависимою от соседей»^{791}.

Этот конечный результат вполне соответствует и самому ходу всего процесса развития промышленности в течение XVIII ст. Как мы видели выше, мы находим в последнем полный параллелизм между Западом и Россией, точнее, между Австрией, Пруссией и прочими германскими государствами, с одной стороны, и Россией — с другой. И тут и там одни и те же цели, преследуемые государством при создании новой крупной промышленности, и тут и там те же меры, применяемые им для осуществления этих целей. В обоих случаях можно установить однородные условия в отношении труда и капитала и поэтому однородные средства поощрения новых предприятий и снабжения их денежными суммами, прочими материальными средствами и рабочей силой. И это однообразие в области системы создания промышленности, применение тех же принципов, свойственных меркантилизму, при однородных условиях должно было привести и к однородным результатам.

Весь вопрос заключается в том, насколько эти условия были действительно однородны. В пользу последнего мы приводили выше ряд аргументов. Остановимся здесь лишь на двух основных вопросах, касающихся всего периода XVIII ст., — на составе класса предпринимателей и класса рабочих и на тех потребностях, которые удовлетворяла или должна была удовлетворять вновь созданная промышленность.

Предприниматели этой эпохи, если не считать отдельных прожектеров в финансовой области, которые и у нас имелись и о которых упоминает Посошков, состояли, по Зомбарту, из государей, дворян, представителей торгового капитала и иностранцев. Первые — короли, герцоги и князья, которые учреждали казенные предприятия, в особенности горные заводы (в Пруссии, например, в области Рура, в Верхней Силезии), как и верфи, стеклянные и фарфоровые заводы. Эти же виды предприятий, как мы видели, находятся и у нас в руках казны и либо эксплуатируются ею за собственный счет, либо сдаются «содержателям» на известный срок, после чего вновь возвращаются в казну. И предприятия в других отраслях промышленности иногда по нескольку раз переходили от казны к частным лицам и обратно. Так, например, устроенный в 1704 г. в Москве казенный бумажный завод был отдан в 1713 г. «на откуп бумажному мастеру Барфусу из оброку по 300 руб. на год, у которого за неплатеж откупных денег в 1720 г. его пришлось взять по-прежнему на государя». Заведенная в 1719 г. в Путивле Дубровским казенная фабрика была отнята у него в 1726 г. «за неразмножением им оной фабрики» и со всеми принадлежащими к ней деревнями отдана Неелову, а в 1732 г. перешла к Полуярославцеву. В 1741 г. она вернулась обратно в казну, а в 1752 г. ее получил Козьма Матвеев вместе с деланными на ней сукнами, материалами и припасами. Подобным же образом и при Фридрихе Великом частные предприятия, остановившие свою деятельность, нередко брались в казну во избежание полного прекращения их.