История русской словесности. Часть 3. Выпуск 1 - [23]
а) вступленіе. Отношеніе къ Борису знати.
Въ первой части ("прологъ") яркими штрихами очерчены отношенія къ Борису высшаго, родовитаго боярства и простого народа. Въ рѣчахъ коварнаго, злобнаго, но трусливаго Шуйскаго чувствуется затаенная скрытая злоба именитыхъ бояръ противъ Бориса, — этого всесильнаго «выскочки», готоваго шагнуть на царскій престолъ.
Чувствуется, что здѣсь, въ средѣ этой аристократіи, уже зрѣеть заговоръ противъ Годунова, хотя онъ не успѣлъ еще и сѣсть на престолъ. Собесѣдникъ Шуйскаго, простодушвый Воротынскій, на нашихъ глазахъ дѣлается врагомъ Годунова, благодаря этой хитрой рѣчи Шуйскаго.
Отношеніе народа къ избранію.
Участіе народа въ избраніи Бориса на царство представлено чисто-пассивнымъ, безсознательнымъ… Очевидно, сторонники Годунова собрали толпу, ему сочувствующую; къ ней примкнули, отчасти изъ любопытства, отчасти изъ страха люди, совсѣмъ не заинтересованные въ дѣлѣ Годунова. Въ этой пестрой толпѣ нѣтъ единаго сердца, нѣтъ единой души… Приводя разговоры, ведущіеся въ заднихъ рядахъ этой толпы, Пушкинъ даеть понять, что эта толпа ненадежна, и "избраніе" сдѣлано не ею, a группой, — царь выбранъ, благодаря энергіи сторонниковъ, но не голосомъ народа.
Рѣчь Бориса.
"Но вотъ появляется передъ нами и самъ новоизбранный царь. Онъ говоритъ красивую рѣчь, въ которой обращается къ патріарху, боярству, народу.
Ложь — основа всей жизненной трагедіи Бориса.
"Мы не знаемъ, искрення, или лжива, эта рѣчь, — говоритъ ли передъ нами дѣйствительно-растроганный человѣкъ, или ловкій лицемѣръ; намъ ясно лишь одно, что это — рѣчь заблуждающагося человѣка. Если Борисъ думаетъ обмануть своихъ слушателей, то тотъ, кто подслушалъ разговоръ Шуйскаго съ Воротынскимъ, народные толки на Дѣвичьемъ Полѣ, скажетъ, что обманывающимся является при этомъ онъ самъ, — этотъ искусный лицемѣръ. Если же Борисъ не лицемѣритъ, если онъ искренне говоритъ о себѣ, какъ о народномъ избранникѣ, то заблужденіе его выступаетъ еще ярче. Поэтому рѣчь царя, полная мира и любви, полная такихъ свѣтлыхъ надеждъ, оставляетъ въ насъ тяжелое, тревожное впечатлѣніе. Царь говоритъ:
A намъ слышатся въ это время злобныя рѣчи Шуйскаго, слышится смѣхъ вародвой толпы…
Великій обманъ — таково общее впечатлѣніе, оставляемое въ насъ и сценой, гдѣ выступаютъ бояре, и сценой, гдѣ дѣйствуетъ народъ, и рѣчью царя… Сѣмя лжи, посѣянное самымъ избраніемъ Бориса, рано, или поздно взойдетъ" (Ждановъ)…
b) главная часть. Отношеніе народа. Монологъ Бориса.
Въ "главной части" уже обнаруживаются всѣ результаты этой лжи. Изъ тихой монастырской кельи лѣтописца Пимена выходитъ самозванецъ. Пименъ, старикъ, чуждый мелкихъ интересовъ современности, возвысившіся надъ волной текущей жизни, произноситъ свой судъ Борису. Тѣмъ ужаснѣе этотъ судъ, чѣмъ онъ чище, свободнѣе отъ личныхъ интересовъ. Старый монахъ является воплощеніемъ народной совѣсти, возмущенной преступленіемъ царя и требующей возмездія. Такимъ образомъ, если недовольство бояръ и равнодушіе народа представляютъ собою историческія условія, благопріятныя для паденія Бориса, — то въ осужденіи его за содѣянное преступленіе, — осужденіи, очевидно, все растущемъ въ сознаніи народа — наростаеть новое, самое главное, условіе гибели Бориса — «нравственное». Изъ добродушно-безстрастнаго народъ дѣлается теперь строгимъ судьей Бориса, судьей неподкупнымъ, не поддающимся даже на то добро, которое Борисъ творитъ, какъ правитель. Монологъ Бориса: "Достигъ я высшей власти" — рисуетъ весь трагизмъ его положенія: повидимому, онъ достигъ апогея своего величія, но счастья не обрѣлъ, — онъ видитъ, что какая-то неумолимая, злая сила подтачиваетъ его благополучіе… Въ толпѣ, выкликавшей имя Бориса, не видно было любви къ нему, но не было и открытаго нерасположенія къ нему, — теперь мы узнаемъ, что народное настроеніе успѣло выясниться и опредѣлиться не въ пользу Бориса. Призракъ народнаго избранничества разсѣялся. Борисъ увидѣлъ передъ собой народъ, готовый вѣрить всякой сплетнѣ, всякой клеветѣ, если только эта клевета касалась его, Бориса" (Ждановъ).
Вотъ почему въ душѣ его нѣть покоя: къ тому же совѣсть мучитъ его за содѣянное злодѣяніе. Но онъ еще не понимаетъ, что и голосъ народа, и голосъ его совѣсти- это наростающее возмездіе за преступленіе.
Отношеніе бояръ къ Борису.
Въ домѣ Шуйскаго собираются бояре. Въ рѣчахъ присутствующихъ чуется уже, что измѣна Борису готова; боярамъ рѣшительно нѣтъ дѣла до преступленія Бориса, — они руководятся только политическими соображеніями; чтобы свалить ненавистнаго имъ «выскочку», они готовы мутить народъ и перейти на сторону самозвавца. Событія развертываются все быстрѣе и быстрѣе. Но вотъ, сознаніе Бориса проясняется, — теперь онъ всѣ свои бѣды объясняетъ тѣмъ, что "прогнѣвилъ небеса", и онъ ждеть кары трепеща отъ мысли, что оно коснется и его дочери ("Безвинная! Зачѣмъ-же ты страдаешь?), и его сына (Ты невиненъ… A я за все одинъ отвѣчу Богу!).
Книга издана под псевдонимом В. Новодворский. В ней рассказывается история продажи Россией Аляски в авантюрно-детективном жанре.Первое издание (с комментариями) романов известного отечественного литературоведа В.В.Сиповского (1872–1930), автора многочисленных учебников и хрестоматий, а также исследований по истории русской литературы.Авантюрный роман «Коронка в пиках до валета» — достойный образец беллетристики той эпохи. Он может заинтересовать не только любителя жанра, но и вызвать особый интерес специалистов — он представляет собой своеобразную литературную игру и отражает стремление автора включиться в полемику о целях и задачах филологической науки.
«Мир приключений» (журнал) — российский и советский иллюстрированный журнал (сборник) повестей и рассказов, который выпускал в 1910–1918 и 1922–1930 издатель П. П. Сойкин (первоначально — как приложение к журналу «Природа и люди»). С 1912 по 1926 годы (включительно) в журнале нумеровались не страницы, а столбцы — по два на страницу, даже если фактически на странице всего один столбец. Журнал издавался в годы грандиозной перестройки правил русского языка. Зачастую в книге встречается различное написание одних и тех же слов.
Один из основателей русского символизма, поэт, критик, беллетрист, драматург, мыслитель Дмитрий Сергеевич Мережковский (1865–1941) в полной мере может быть назван и выдающимся читателем. Высокая книжность в значительной степени инспирирует его творчество, а литературность, зависимость от «чужого слова» оказывается важнейшей чертой творческого мышления. Проявляясь в различных формах, она становится очевидной при изучении истории его текстов и их источников.В книге текстология и историко-литературный анализ представлены как взаимосвязанные стороны процесса осмысления поэтики Д.С.
До сих пор творчество С. А. Есенина анализировалось по стандартной схеме: творческая лаборатория писателя, особенности авторской поэтики, поиск прототипов персонажей, первоисточники сюжетов, оригинальная текстология. В данной монографии впервые представлен совершенно новый подход: исследуется сама фигура поэта в ее жизненных и творческих проявлениях. Образ поэта рассматривается как сюжетообразующий фактор, как основоположник и «законодатель» системы персонажей. Выясняется, что Есенин оказался «культовой фигурой» и стал подвержен процессу фольклоризации, а многие его произведения послужили исходным материалом для фольклорных переделок и стилизаций.Впервые предлагается точка зрения: Есенин и его сочинения в свете антропологической теории применительно к литературоведению.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В работе финской исследовательницы Кирсти Эконен рассматривается творчество пяти авторов-женщин символистского периода русской литературы: Зинаиды Гиппиус, Людмилы Вилькиной, Поликсены Соловьевой, Нины Петровской, Лидии Зиновьевой-Аннибал. В центре внимания — осмысление ими роли и места женщины-автора в символистской эстетике, различные пути преодоления господствующего маскулинного эстетического дискурса и способы конструирования собственного авторства.
Проблемными центрами книги, объединяющей работы разных лет, являются вопросы о том, что представляет собой произведение художественной литературы, каковы его природа и значение, какие смыслы открываются в его существовании и какими могут быть адекватные его сути пути научного анализа, интерпретации, понимания. Основой ответов на эти вопросы является разрабатываемая автором теория литературного произведения как художественной целостности.В первой части книги рассматривается становление понятия о произведении как художественной целостности при переходе от традиционалистской к индивидуально-авторской эпохе развития литературы.
Приведено по изданию: Родина № 5, 1989, C.42–44.