История русской словесности. Часть 3. Выпуск 1 - [122]

Обращяясь къ "дѣйствительности" въ жизни, Бѣлинскій говоритъ: "Самыя преступленія, какъ бы они ни были ужасны, все это для него явленія одной и той же дѣйствительности, выражающія необходимые моменты духа, или уклоненія его отъ нормальности, вслѣдствіе внутреннихъ и внѣшнихъ причинъ". Онъ высмѣиваетъ тѣхъ историковъ, которые берутся говорить объ «ошибкахъ» великихъ историческихъ дѣятелей. Cъ этой точки зрѣнія онъ осуждаетъ и Менцеля, критика Гёте.

"Очерки бородинскаго сраженія".

Въ статьѣ объ "Очеркахъ бородинскаго сраженія" Глинки, онъ стоя на своей излюбленной точкѣ зрѣнія, обращается къ русской жизни и защищаеть разумность монархической власти, — ея великое значеніе. "Царь есть намѣстникъ Божій, — говоритъ онъ, — a царская власть, замыкающая въ себѣ всѣ частныя воли, есть преобразованіе единодержавія вѣчнаго и довременнаго разума".[193] Всѣ эти идеи, даже патріотическія настроенія, не чуждыя шовинизма, удивительно совпадаютъ съ мыслями Пушкина[194] и настроеніемъ его патріотическихъ одъ.[195]

"Горе отъ ума".

Въ статьѣ о "Горѣ отъ ума" онъ напалъ на автора за его стремленіе бороться съ русскою "дѣйствительностью". Поэтому онъ отрицательно отнесся къ Чацкому, назвалъ его "крикуномъ, фразеромъ, идеальнымъ шутомъ", призналъ его лицомъ комическимъ, и причину его «горя» увидѣлъ не въ "умѣ", a въ «умничаньи»[196]… Гораздо выше комедій Грибоѣдова поставилъ онъ гоголевскаго «Ревизора», въ которомъ видѣлъ объективное изображеніе дѣйствительности, безъ всякихъ попытокъ при помощи «резонеровъ» «поучать» зрителей.

Что такое "дѣйствительность"?

Въ этой статьѣ критикъ дѣлитъ поэзію на два вида: на "поэзію положенія", или "дѣйствительности" — и "поэзію отрицанія", или призрачности. Подъ словомъ дѣйствительность разумѣется все, что есть міръ видимый и міръ духовный, — міръ фактовъ и міръ идей — разумъ въ сознаніи и разумъ въ явленіи. Словомъ, открывающійся самому себѣ духъ есть дѣйствительность, — тогда все частное, все случайное, все неразумное есть призрачность, какъ противоположность дѣйствительности, какъ ея отрицаніе, какъ кажущееся, но не сущее… Человѣкъ служитъ царю и отечеству, вслѣдствіе возвышеннаго понятія о своихъ обязанностяхъ къ нимъ, вслѣдствіе желанія быть орудіемъ истины и блага, вслѣдствіе сознанія себя, какъ части общества, своего кровнаго и духовнаго родства съ нимъ — это міръ дѣйствительности. "Овому талантъ, овому два" и потому, какъ бы ни была ограничена сфера дѣятельности человѣка, какъ бы ни незначительно было мѣсто, занимаемое имъ не только въ человѣчествѣ, но и въ обществѣ, но если онъ, кромѣ своей конечной личности, кромѣ своей ограниченной индивидуальности, видитъ въ жизни нѣчто общее и, въ сознаніи этого общаго, по степеви своего разумѣнія, находитъ и источникъ своего счастья, — онъ живетъ въ дѣйствительности и есть "дѣйствительный человѣкъ", a не призракъ, истинный, сущій, a не кажущійся только человѣкъ. Если человѣку недоступны объективные интересы, каковы жизнь и развитіе отечества, ему могутъ быть доступны интересы своего сословія, своего города, своей деревни, такъ что онъ находитъ какое-то, часто странное и непонятное для самого себя, наслажденіе, для ихъ выгодъ лишаться собственныхъ, личныхъ выгодъ — и тогда онъ живетъ въ дѣйствительности. Если же онъ не возвышается и до такихъ интересовъ, — пусть будетъ онъ супругомъ, отцомъ, семьяниномъ, любовникомъ, но только не въ животномъ, a въ человѣческомъ значеніи, источникъ котораго есть любовь, какъ бы ни была она ограничена, лишь бы только была ограниченіемъ его личности — онъ опять живетъ въ дѣйствительности. На какой степени ни проявился духъ, онъ — дѣйствительность, потому что онъ любовь, или безсознательная разумность, a потомъ — разумъ, или любовь, сознавшая себя… Когда его сознаніе, или его субъективно-объективное существованіе, заключено только въ смыслѣ, или конечномъ разсудкѣ, наглухо заперто въ соображеніи своихъ личныхъ выгодъ, въ эгоистической дѣятельности, a не въ разумѣ, какъ въ сознаніи себя только чрезъ общее, какъ въ частномъ и преходящемъ выраженіи общаго и вѣчнаго — онъ призракъ, ничто, хотя и кажется чѣмъ-то". Съ такой точки зрѣнія осудилъ Бѣлинскій героевъ «Ревизора», видя въ нихъ извращеніе дѣйствительности.

Что такое русская народность?

Такъ же страстно продолжалъ онъ искать духъ русской народности: нашему гегеліанцу нужно было опредѣлить "субстанцію" духа русскаго народа, защитить его права на почетное званіе "историческаго народа". «Народность» опредѣлить ему, при его скептицизмѣ, было не легко — не могъ онъ примкнуть къ "патріотамъ", не выносилъ онъ и "космополитовъ"-

"Терпѣть не могу я, — писалъ онъ, — восторженныхъ патріотовъ, выѣзжающихъ вѣчно на междометіяхъ, илм на квасу да кашѣ; ожесточеншые скептики для меня въ 1000 разъ лучше, ибо ненависть иногда бываетъ только особенной формой любви; но, призваюсь, жалки и непріятны мнѣ спокойные скептики, абстрактные человѣки, безпаспортные бродяги въ человѣчествѣ! Какъ бы ни увѣряли они себя, что живутъ интересами той или другой, по ихъ мнѣнію, представляющей человѣчество, страны, — не вѣрю я ихъ интересамъ".