История русской словесности. Часть 3. Выпуск 1 - [115]
— рисующихъ жизвь полностью, какъ она есть; Гоголь относится къ разряду писателей-экспериментаторовъ — тѣхъ, которые дѣлаютъ надъ жизнью эксперименты, опыты; такіе писатели подходятъ къ жизни съ опредѣленной идеей, и изъ жизни выдѣляютъ только нѣкоторыя, интересующія ихъ черты.[181] Художникъ-наблюдатель стремится дать правдивое и полное изображевіе жизни. Онъ "присматривается и прислушивается къ жизни, стараясь понять ее, — онъ стремится постичь человѣка въ жизни, взятой въ опредѣленныхъ предѣлахъ мѣста и времени, и въ своихъ созданіяхъ онъ не столько обнаруживаетъ и передаетъ свою манеру видѣть и слышать жизнъ и свой дарь чувствовать человѣка, сколько, открывая намъ широкую картину дѣйствительности, даетъ намъ возможность, при ея помощи, развивать и совершенствовать наше собственное пониманіе жизни, нашъ собственный даръ чувствовать человѣка и все человѣческое". У художниковъ-экспериментаторовъ нѣтъ такого безпристрастія въ творчествѣ: онъ на фактахъ, взятыхъ изъ жизни, доказываетъ свою идею: въ силу нарочитаго подбора нужвыхъ чертъ, нужныхъ типовъ, "изучаемая художникомъ сторона жизни выступаетъ такъ ярко, такъ отчетливо, что ея мысль, ея роль становятся понятны всѣмъ".
Пушкинъ и Гоголь.
Гоголь, и какъ человѣкъ, былъ экспериментаторъ, — онъ постоянно дѣлалъ опыты надъ своей душой, не стѣснялся дѣлать опыты и надъ душой своихъ друзей. Вотъ почему онъ никогда не жилъ просто.[182] Въ этомъ отношеніи, онъ тоже противоположность Пушкину. "Душа, открытая всѣмъ впечатлѣніямъ и всѣмъ сочувствіямъ, любознательный и воспріимчивый умъ, разносторонность натуры, живой интересъ къ дѣйствительности въ многообразяыхъ ея проявленіяхъ — таковы тѣ особенности душевной организаціи, въ силу которыхъ Пушкинъ былъ въ искусствѣ "художникомъ-наблюдателемъ" и вмѣстѣ «мыслителемъ», a въ жизни — мыслящимъ "передовымъ человѣкомъ", откликавшимся на всѣ важнѣйшіе интересы и запросы времени. Онъ бодро и сочувственно, съ заинтересованнымъ вниманіемъ, смотрѣлъ на Божій міръ и, наблюдая людей и жизнь, почти не заглядывалъ, развѣ урывками и случайно, въ свою собственную душу. Онъ не думалъ? себѣ, какъ не думаетъ? себѣ естествоиспытатель, наблюдая природу. He таковъ былъ Гоголь: сосредоточенный и замкнутый въ себѣ, склонный къ самоанализу и самобичеванію, предрасположенный къ меланхоліи и мизантропіи, натура неуравновѣшенная, Гоголь смотрѣлъ на Божій міръ сквозь призму своихъ настроеній, большею частью, очень сложныхъ и психологически-темныхъ, и видѣлъ ярко и въ увеличенномъ масштабѣ преимущественно все темное, мелкое, пошлое, узкое въ человѣкѣ; кое-что отъ этого порядка онъ усматривалъ и въ себѣ самомъ, — и тѣмъ живѣе и болѣзненнѣе отзывался онъ на эти впечатлѣнія, идущія отъ другихъ, отъ окружающей среды… Онъ изучалъ ихъ одновременно и въ себѣ, и въ другихъ".
Вотъ почему, въ сравненіи со "свѣтлымъ", широкимъ пушкинскимъ умомъ, огромный, но узкій, односторонній, умъ гоголевскій былъ «темнымъ» (Овсяннико-Куликовскій). Потому и умъ, и творчество его были несвободны. И, какъ это ни странно, — они оказались въ рабствѣ y давно пережитыхъ религіозныхъ и моральныхъ взглядовъ древней Руси.[183] Въ Гоголѣ русская старина, забытая въ ХѴII и XVIII вѣкѣ, опять воскресла, но, не будучи въ состояніи сродниться, слиться съ жизнью XIX столѣтія, изломала того великаго человѣка, которымъ овладѣла. Послѣ этой великой искупительной жертвы, въ дѣятельности Тургенева, Толстого, Достоевскаго и другихъ великихъ его учениковъ мы увидѣли уже органическое и мирное скрещеніе старыхъ русскихъ идеалов съ новой жизью.
Историческое значеніе Гоголя.
Изъ всего вышесказаннаго ясно великое историческое значеніе Гоголя:
1) Если Пушкинъ, какъ художникъ, открылъ поэзію древней Руси, — поэзію ея идейной жизни, то Гоголь, какъ человѣкъ и писатель, сдѣлался проводникомъ въ новую русскую жизнь нравственныхъ и религіозвыхъ идеаловъ старины. Достоевскій и Л. Толстой — его ученики.
2) Вслѣдствіе этого онъ кореннымъ образомъ измѣнялъ y васъ пониманіе и роль «писателя»; онъ первый придалъ ему характеръ «пророка», "проповѣдника" христіанской морали; литературу онъ, при помощи Бѣлинскаго, объяснявшаго истинный смыслъ его творчества, сдѣлалъ общественной силой (см. ниже стр. 255).
3) Гоголь органически связанъ съ реалистической литературой XVIII вѣка, — съ русскими сатириками и драматургами этой эпохи. Какъ Пушкинъ, онъ подвелъ итоги всей предшествовавшей литературы, упорно раскрывавшей безотрадныя стороны русской жизни.
4) Подобно Пушкину, онъ не только подвелъ итоги прошлой литературной жизни, — онъ намѣтилъ и содержаніе послѣдующей. Оттого самъ Бѣлинскій поставилъ его во главѣ новаго періода русской литературы. Въ этомъ новомъ періодѣ, впрочеиъ, не умерли и пушкинскія традиціи. Въ русской литературѣ XIX в. мы должны различaть двѣ литературныя школы — «пушкинскую» и "гоголевскую".
5) Въ исторіи русскаго реализма онъ потому играеть большое значеніе, что первый заговорилъ о теоріи реализма, первый сознательно вырабталъ пріемы новаго творчества.
6) Гоголь страстно любилъ Россію и всею душою хотѣлъ проникнуть въ «духъ» русскаго народа, опредѣлить его будущее. Вотъ почему въ исторіи русскаго «народничества» играетъ онъ большую роль.
Книга издана под псевдонимом В. Новодворский. В ней рассказывается история продажи Россией Аляски в авантюрно-детективном жанре.Первое издание (с комментариями) романов известного отечественного литературоведа В.В.Сиповского (1872–1930), автора многочисленных учебников и хрестоматий, а также исследований по истории русской литературы.Авантюрный роман «Коронка в пиках до валета» — достойный образец беллетристики той эпохи. Он может заинтересовать не только любителя жанра, но и вызвать особый интерес специалистов — он представляет собой своеобразную литературную игру и отражает стремление автора включиться в полемику о целях и задачах филологической науки.
«Мир приключений» (журнал) — российский и советский иллюстрированный журнал (сборник) повестей и рассказов, который выпускал в 1910–1918 и 1922–1930 издатель П. П. Сойкин (первоначально — как приложение к журналу «Природа и люди»). С 1912 по 1926 годы (включительно) в журнале нумеровались не страницы, а столбцы — по два на страницу, даже если фактически на странице всего один столбец. Журнал издавался в годы грандиозной перестройки правил русского языка. Зачастую в книге встречается различное написание одних и тех же слов.
Один из основателей русского символизма, поэт, критик, беллетрист, драматург, мыслитель Дмитрий Сергеевич Мережковский (1865–1941) в полной мере может быть назван и выдающимся читателем. Высокая книжность в значительной степени инспирирует его творчество, а литературность, зависимость от «чужого слова» оказывается важнейшей чертой творческого мышления. Проявляясь в различных формах, она становится очевидной при изучении истории его текстов и их источников.В книге текстология и историко-литературный анализ представлены как взаимосвязанные стороны процесса осмысления поэтики Д.С.
До сих пор творчество С. А. Есенина анализировалось по стандартной схеме: творческая лаборатория писателя, особенности авторской поэтики, поиск прототипов персонажей, первоисточники сюжетов, оригинальная текстология. В данной монографии впервые представлен совершенно новый подход: исследуется сама фигура поэта в ее жизненных и творческих проявлениях. Образ поэта рассматривается как сюжетообразующий фактор, как основоположник и «законодатель» системы персонажей. Выясняется, что Есенин оказался «культовой фигурой» и стал подвержен процессу фольклоризации, а многие его произведения послужили исходным материалом для фольклорных переделок и стилизаций.Впервые предлагается точка зрения: Есенин и его сочинения в свете антропологической теории применительно к литературоведению.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В работе финской исследовательницы Кирсти Эконен рассматривается творчество пяти авторов-женщин символистского периода русской литературы: Зинаиды Гиппиус, Людмилы Вилькиной, Поликсены Соловьевой, Нины Петровской, Лидии Зиновьевой-Аннибал. В центре внимания — осмысление ими роли и места женщины-автора в символистской эстетике, различные пути преодоления господствующего маскулинного эстетического дискурса и способы конструирования собственного авторства.
Проблемными центрами книги, объединяющей работы разных лет, являются вопросы о том, что представляет собой произведение художественной литературы, каковы его природа и значение, какие смыслы открываются в его существовании и какими могут быть адекватные его сути пути научного анализа, интерпретации, понимания. Основой ответов на эти вопросы является разрабатываемая автором теория литературного произведения как художественной целостности.В первой части книги рассматривается становление понятия о произведении как художественной целостности при переходе от традиционалистской к индивидуально-авторской эпохе развития литературы.
Приведено по изданию: Родина № 5, 1989, C.42–44.