История Русской армии. Часть 1. От Нарвы до Парижа - [40]

Один из участников цорндорфской битвы, Болотов, так описывает последние ее моменты: Группами, маленькими кучками, расстреляв свои последние патроны, они оставались тверды, как скала. Многие, насквозь пронзенные, продолжали держаться на ногах и сражаться, другие, потеряв ногу или руку, уже лежа на земле, пытались убить врага уцелевшей рукой…

Другой участник – прусский ротмистр фон Кате, видел атаку Зейдлица и видел, как русские лежали рядами, целовали свои пушки – в то время как их самих рубили саблями – и не покидали их…

Отличалась не одна пехота. В течение всей войны наша конница оказывала армии неоценимые услуги под командой Румянцева, Чернышева, Краснощекова. В цорндорфскую и кунерсдорфскую кампанию 1758 и 1759 годов – это было действительно всевидящее око армии. Ни одно движение неприятеля не ускользало от ее зорких глаз, ни один шаг прусских войск не оставался незамеченным и не доложенным своевременно. В Семилетнюю войну русская конница являлась единственной, способной решать задачи стратегического характера. Ее выучка оказалась превосходной – как в конном строю (Кунерсдорф), так и в пешем. При отходе Фермера после Цорндорфа в Померанию, 20 спешенных драгунских и конно-гренадерских эскадронов отряда Румянцева задержали на целый день 20-тысячный прусский корпус у Пасс Круга. Драгунская выучка и наличие конной артиллерии делали русскую конницу способной на такие дела, которые были не под силу никакой иностранной кавалерии.

Артиллерия была многочисленна и стреляла превосходно. Сказались результаты отдаваемого ей Шуваловым в мирное время предпочтения. Правда, многочисленность артиллерии несколько стесняла маневрирование. Под Цорндорфом, например, у нас приходилось 6 орудий на тысячу бойцов, вдвое больше, чем у пруссаков, в последующих же операциях примерно 5, т. е. все же больше, чем в других армиях (3–4). Со всем этим надо заметить, что артиллерия Шувалова с честью выдержала испытание Семилетней войны и долгое время еще победно гремела на полях сражений екатерининской эпохи, пока не уступила место артиллерии Аракчеева, со славою крещенной в лучах наполеоновской звезды.

Обозы были громоздки (но не в такой степени, как при Минихе). Русские полководцы все отдавали дань эпохе и применяли исключительно магазинную систему довольствия. К насильственным реквизициям у населения русские варвары не прибегали, хотя прусские газетиры (которым, как мы уже знаем, это даром не прошло) и писали о людоедстве казаков и калмыков и всевозможных русских зверствах. В последние две кампании русские главнокомандующие заготовляли довольствие на два месяца вперед, отправляясь на соединение с австрийцами, ибо по опыту Салтыкова после Кунерсдорфа знали, чего стоят их обещания заготовить провиант.

В эту войну русские войска получили и коллективные награды за боевые отличия: полкам Чернышевского корпуса пожалованы серебряные трубы за взятие Берлина сентября 28-го 1760 года. Их получили полки – гренадерские № 1-й (ныне Лейб-Гвардии Гренадерский) и № 4-й (ныне 10 гренадерский Малороссийский); пехотные – Кексгольм-ский (ныне Лейб-Гвардии Кексгольмский) Невский, Муромский. Суздальский, Апшеронский, Выборгский, Киевский (ныне 5 гренадерский Киевский); кавалерийские – Санкт-Петербургский карабинерный (ныне 1-й уланский Санкт-Петербургский) и № 3-й Кирасирский (бывший Минихов, ныне 13-й драгунский Военного Ордена). Эти два кавалерийские полка за отличие в Семилетнюю войну получили кроме того серебряные литавры – и до сих пор являются единственными полками в русской коннице, имеющими это боевое отличие. Первой коллективной наградой был нагрудный знак, пожалованный в 1700 году Петром Великим за Нарву офицерам Преображенского и Семеновского полков. В 1737 году Императрица Анна пожаловала своему Измайловскому полку серебряные трубы за взятие Очакова. По преданию за Кунерсдорф, где он своим порывом увлек другие полки и дрался по колена в крови, Апшеронский полк был награжден красными чулками.

Перейдем теперь к русской стратегии. О кабинетных стратегах петербургской Конференции упоминать больше не будем (скажем по-фридриховски, что эти варвары не стоят того, чтобы о них упоминать). Рассмотрим исключительно полевую стратегию. Всю войну она была скована стратегией кабинетной. Выдающиеся начальники, как Салтыков, ослабляли эти узы – посредственные, как Фермор, следовали указке слепо.

Остановимся на полководчестве Салтыкова и Румянцева. Первый из них блестяще кончил, а второй блестяще начал свое боевое поприще.

Победитель Фридриха Салтыков – старичок седенький, маленький, простенький, в белом ландмилицком кафтане, без всяких украшений и без пышностей… вспоминает про него Болотов, – имел счастье с самого уже начала своего полюбиться солдатам. Его любили за простоту и доступность и уважали за необычайную невозмутимость в огне. Салтыков обладал в большой степени здравым смыслом и (что делает из него вождя в истинном значении слова) сочетал с воинской храбростью большое гражданское мужество. Он умел разговаривать с наглыми австрийцами и наотрез отказывался выполнять требования Конференции, шедшие вразрез с интересами русской армии и несовместимые с достоинством России. Отдельные операции Салтыкова весьма поучительны: гольцин-пальцигский маневр (фланговый марш к Кроссену); пальцигское сражение, где Салтыков, опережая свою эпоху, эшелонирует войска в глубину (игра резервами); Кунерсдорф – и перемена фронта на 180 градусов, как только замечен маневр Фридриха; наконец, действия после Кунерсдорфа (фланговый марш на Глогау). Кампания 1759 года ставит Салтыкова головою выше всех союзных полководцев Семилетней войны.