История Российская IX-XVII вв. - [194]

Судьба русских студентов за рубежом сложилась неудачно. В России наступила Смута. Борис Годунов умер, и царская казна перестала отпускать средства на содержание студентов за границей. Заброшенные на чужбину «робятки» вынуждены были искать свои пути в жизни. Немногим довелось вернуться на родину. Среди них был Игнатий Алексеев сын Кучкин, посланный для обучения в Вену и Любек. По возвращении в Москву он рассказал о себе, что «в учении он был в Цесарской земле и в Любках восемь лет, и… (1610–1611) году поехал из Цесарской земли, научась языку и грамоте, опять к Москве, и на море–де его переняли ис Колывани (Таллина) свейские люди»[636]. С большим трудом Кучкину удалось освободиться из шведского плена и вернуться в Россию.

Правление Бориса было временем расцвета Немецкой слободы на Кукуе, в предместье Москвы. Среди нескольких сот жителей этой слободы преобладали выходцы из Ливонии, принадлежавшие к протестантскому вероисповеданию. По просьбе немецких врачей Годунов позволил им выстроить себе кирху. Члены немецкой колонии в Москве собрали столь много денег на строительство кирхи, что на оставшиеся после окончания постройки деньги открыли школу в слободе.

Под влиянием «немцев» в московский быт стали проникать некоторые новшества. Самым пагубным из них поборники православия считали обычай брить бороду. К великому возмущению монахов, Борис не только не осуждал, но и поощрял брадобритие.

Преемник Бориса Лжедмитрий I сознавал необходимость просвещения для России. До водворения в Кремле он брал уроки у иезуитов по философии, грамматике и литературе, обдумывал проекты учреждения Академии и школ. Учителей для Академии, а заодно и учеников самозванец думал выписать из Италии и других западных стран. Русскую молодежь предполагалось отправлять для обучения на Запад. Заняв трои, самозванец упоминал о своих просветительских планах лишь в тайных беседах со своими друзьями–католиками. При свидании с патером Савицким он согласился в подходящее время учредить в России иезуитский коллегиум, учить на казенный счет русских учеников в школах. Однако все силы Лжедмитрий I принужден был тратить на то, чтобы удержать власть. Он не решился последовать примеру Годунова и послать русских студентов за границу, хотя многократно говорил об этом. Проникшись недоверием к боярскому окружению, «император» тайно уведомил своих друзей–иноземцев о том, что готов сместить с высших государственных постов бояр, выписать в Россию итальянцев и вверить им управление империей.

В начале XVII в. происходило медленное накопление знаний в различных сферах жизни, расширился круг переводной литературы. В течение нескольких десятилетий продолжалась работа над «Книгой Большому чертежу» с полным перечнем всех русских городов, описанием дорог и указанием расстояний между населенными пунктами. Борис Годунов приказал составить для наследника престола подробную карту России. Работа над картой была завершена иноземцем Гесселем Герритсом в 1613 г.

Официальное московское летописание, умолкнувшее при Грозном, не возобновлялось в период Смуты. Летописание вновь стало делом частных лиц. Сохранившиеся краткие записи С. Шаховского, дьяков, духовных лиц лишены литературных достоинств.

Смута, перевернувшая жизнь вверх дном, проникновение фольклора в письменность, расширение круга переводной литературы ломали старую жанровую систему и способствовали рождению таких новых жанров, как «видения». Известны «Видение протопопа Терентия», «Повесть о видении некоему мужу духовному», «Нижегородское видение». Эти сочинения служили не столько религиозным, сколько политическим целям. Нередко они возникали как народная молва, слух, которые лишь со временем записывались на бумагу.

Под напором жизни менялись даже такие традиционные формы, как агиографическая литература. Примером может служить «Житие Улиании Осорьиной», написанное ее сыном. Это бесхитростная и трогательная история «хождения но мукам» благочестивой дворянки (вдовы опричника). Образ Улиании отличается многими привлекательными чертами. Ей чуждо стяжательство, собственные беды и горе не заглушают в ней сострадания к ближним. Среди ужасов голода и гражданской войны она, не колеблясь, расстается со всем имуществом, чтобы помочь населению своих вотчин и всем нищим.

Трагедия гражданской войны вызвала к жизни многообразную и яркую публицистику. Многочисленные «подметные» (подброшенные, анонимные) письма, повести–воззвания патриотического содержания служили целям земского освободительного движения.

Писатели начала XVII в. вынесли весьма различные впечатления от соприкосновения с «латинской» (западной) культурой. Лжедмитрий I успел оценить преимущества европейского просвещения за время своих скитаний за рубежом. Став царем, он любил поучать высших сановников государства, упрекал их за отсутствие образования. Эти речи глубоко запали в голову молодого любимца царя князя Ивана Хворостинина. Будущему писателю не довелось побывать в Польше, но он близко познакомился с окружением Лжедмитрия. Польское общество было охвачено религиозным брожением. Водворившееся в Кремле польское землячество было сколком этого общества. Оно включало католиков, протестантов–антитринитариев, униатов. Хворостинин изучал латынь и приводил в ужас ревнителей московского благочестия тем, что почитал католические иконы. Князь писал стихи («вирши»), следуя правилам польского стихосложения. На склоне лет он написал «Записки о Смутном времени». Впечатления молодых лет не покидали писателя всю жизнь. Он много лет помышлял о бегстве в Польшу или же Италию, постоянно подчеркивал свои симпатии ко всему иноземному. Хворостинин укорял москвичей за идолопоклонство (неосмысленное поклонение иконам), осмеивал доморощенные порядки, горько сетовал на то, что «в Москве людей нет, все люд глупый, жить не с кем, сеют землю рожью, а живут все ложью». Хворостинин многократно подвергался преследованиям со стороны властей. Царь Василий Шуйский сослал его под надзор в Иосифо — Волоколамский монастырь, царь Михаил — в Кирилло — Белозерский монастырь. Будучи на Белоозере, «вольнодумец» покаялся и получил разрешение вернуться ко двору в Москву. Хворостинин был одним из первых русских «западников» XVII в.