История России. Полный курс в одной книге - [47]

С этого крещения новгородцы повернулись к ростовцам спиной. Отношения между городами вконец разладились. Новгородцы были вполне толерантны к чужой вере — город многонациональный, торговый, так что (Владимиру об этом, что ли, не знать?) вопрос правоверности в нем прежде не всплывал. В Новгороде было немало своих христиан, но столько же и язычников, никто никому не мешал. Владимира в религиозных действиях назвать последовательным никак нельзя. Сначала он пытается ввести в Киеве (городе достаточно христианизированном) язычество и получает все удовольствие мятежа, потом точно так же умно он пытается ввести в относительно языческом Новгороде христианство. Естественно, местные язычники, помнившие Владимира отроком и вовсе не христианином, были возмущены — и предательством, и нововведением, и невозможностью достойно противостоять огромному крестоносному войску. Для Новгорода этот поход был тем же примерно, что поход 1096 года на Иерусалим. Только там шли западные рыцари и весь прибившийся к войску фанатичный элемент, а тут — крещеное войско и новообращенные православные, готовые умереть за свою новую веру.

Результат крещения был страшным: Новгород стал считаться пригородом Киева. Что же стояло за этим крестовым походом? Неуемная жажда Владимира усмирить новгородцев, вряд ли истинное желание донести до далекого севера свет истины. В Новгороде Владимир теперь стал набирать воинов для борьбы с печенегами (прежде новгородцы ни о каких печенегах не думали — где печенеги, где Новгород!), наложил на город тяжелейшую дань — 1000 гривен в год в Киев, 1000 гривен на содержание княжеской гриди, то есть войска, которое стояло в Новгороде и держало его в смирении (завоеванные вынуждены были оплачивать и войско завоевателя), а вдобавок он посадил в Новгороде своего сына Ярослава, чтобы тот занимался делами управления, а проще — держал новгородцев в строгости и повиновении.

Князь Ярослав I 1019–1054

Впрочем, назначенному в Новгород Ярославу отцовские условия нравились не больше, чем новгородцам. Скандинавская сага рисует его скупым и жадным. Так что Костомаров объясняет нежелание Ярослава выплачивать в Киев дань просто: Ярославу не хотелось расставаться с легкими деньгами. Он и перестал платить. Это взбесило Владимира, он собирался идти на Новгород войной. Но недаром Ярослав был сыном Владимира: он поступил так же, как некогда отец, — отправился к варягам набирать войско. Тут все понятно: если бы князь выступал защитником прав Новгорода, ему бы не потребовалось вербовать находников на стороне, новгородцы сами пошли бы сражаться за свою свободу. Но Ярослав не думал о свободе Новгорода — он думал о собственной выгоде. За эту выгоду не нашлось желающих воевать. Новгородцам от перемены получателя дани лучше бы не стало — все равно платить. Так что они встали на сторону Владимира, то есть Ярославу отказали. Однако тот вернулся в город с варягами, и началось еще одно уничтожение Новгорода — варягам этот богатый торговый город представлялся тоже только источником отличного дохода, грабеж и насилие были обеспечены. Новгородцы этого не стерпели. Горожане собрались и перебили варягов.

Летописи сообщают о дальнейшем так: «И веставшии Новогородци избиша Варяги во двори Парамони. И разгневався Ярославе и, шеде на Рокомо, седе во дворе и посла к Новогородцеме и рече: „Оуже мне сихе не кресити“. И позва к себе нарочитыа моужи, иже бяхоу секли Варягы, и оболстиве изсече 1000 моуже, а иныа бежаша изе града. В тоу же нощь приде ке Ярославу весть ис Киева оте сестры его Предславы: „Отець ти оумерле, а Святополке седить в Киеве, оубиле Бориса, а на Глеба послале, а ты ся его блюди повеликоу“. И тогда же посла весть и ке Глебоу Ярославе, якоже преди писахоме. Слышаве же оте сестры своеа, Ярославе печалене бысть о отцы и о братии. Заоутра же избытоке Новогородцеве себраве Ярославе, сетвори вече на поли и рече к ниме: „О любимаа дроужина, юже вечера избихе ве безумии моеме, а ныне надобни золотоме бы ихе коупити“. И оутере слезе, рече име на вечи: „Отець мой оумерле есть, а Святополке седить в Киеве, избиваа братию свою. Хощю нань пойти. Потягните по мне“. И реша емоу Новогородци:

„Аще, княже, братиа наша избита соуть, а мы можеме с тобою ити“. И себраве воа Ярославе, Варяге 1000, а прочихе вой 30 000, и поиде на Святополка, нареке Бога и рече: „Не азе начахе избивати братию, но оне, да отместнике Боге братии моеа крови, зане безвинную пролиа, егда и мне сице сетворить. Но соуди, Господи, по правде, да скончается злоба грешьныхе“. И поиде на Святополка. Слышаве Святополке идоуща Ярослава, пристроиле бес числа вой, Роу си и Печенеге, и изыде противоу к Любчю обоне поле Днепра; Ярославе об сю страноу».

Костомаров указывает, что новгородцев было в войске Ярослава даже не 30 000, а 40 000 человек. По справедливости город должен был не подчиниться князю, который идет на законного старшего брата Святополка, князя киевского. Почему Новгород вдруг переменил решение и помог Ярославу (несколько ранее, когда Ярослав собирался биться с отцом, Новгород в помощи ведь отказал)?