История Рай-авеню - [9]

Сташев ногой прикрыл дверь, даже не оглянувшись назад. Мальчик метался из стороны в сторону, тяжело дыша. Его раскрасневшееся лицо опять побледнело и было покрыто пятнами тающего снега и пота.

Сташев, схватив мальчика двумя руками за подбородок, притянул его к своему лицу. Он подмигивал, кивал головой, облизывал языком пересохшие губы.

— Ты слишком красив, чтобы быть мальчиком, слишком красив. Ты похож на девочку, а? Ты — девочка, а?

Сташев крепко держал Джина, а тот толкал его и пинал, тяжело и прерывисто дыша, пытаясь вырваться.

Уилли с волнением наблюдал за тем, что происходило в подвале.

Сташев расстегнул свои грязные рабочие штаны и вытащил свой большой, возбужденный член. Одной рукой он пригибал голову мальчика, а другой трогал себя за член.

— Сейчас ты это сделаешь, красавчик. Сделаешь, и это тебе понравится. Покажи-ка мне свой… дай-ка мне посмотреть, ты мальчик или девочка. Дай мне взглянуть на твое тело, я хочу увидеть…

Внезапно Сташев сунул руку мальчику между ног, а потом слегка оттолкнул его в сторону. Его красное лицо исказилось. На нем сначала запечатлелась гримаса удивления, а потом появилась улыбка. Мужчина рассмеялся:

— Ах ты, маленький развратник. Ты маленький сукин сын. Тебе это нравится, не так? У тебя же стоит, ах ты, развратник…

Неожиданно Джин О'Брайн изо всех сил ударил своего мучителя ногой в пах, и в то время, когда Сташев от боли согнулся пополам, ударил его еще раз, а потом поднял санки над головой и ударил ими по плечам Сташева.

После чего выскочил из подвала.

Уилли Пейсек не выходил из своего укрытия. Он знал, что надо прятаться до тех пор, пока Сташев не уйдет из подвала. Он готов сидеть тут сколько угодно.

Ему нужно было о многом подумать.

Глава 3

В начале лета 1934 года, в четыре часа утра, во вторник, Анжела Данжело сошла с ума, что, впрочем, ни у кого не вызвало удивления.

Она в течение восьми месяцев, вплоть до апреля, ухаживала за своей больной матерью, которая умерла, едва достигнув сорока лет. При этом девушка должна была готовить, убирать в доме и всячески опекать младших братьев и сестер, а также своего отца, Доминика. Ей было восемнадцать лет, и она не доучилась одного года в приходской школе св. Симеона. Она понимала, что ее долг — ухаживать за родственниками. Ей помогали ее тетки, которые приходили по выходным, принося с собой полные сумки всякой еды. Они помогали стирать, гладить, убирать дом и готовить. Они помогали дочери советами и облегчали последние часы умирающей матери.

Никто не обращал внимания на то, что Анжела страшно похудела, став похожей на свою больную мать. У той и другой были провалившиеся, болезненно горящие глаза, впалые щеки и спутанные волосы. Между ними существовала связь, которая, казалось, делала их взаимозаменяемыми.

Отец не замечал в Анжеле перемен. Он работал по двенадцать-четырнадцать часов в день. Он знал только, что она была хорошая девочка, которая ухаживает за больной матерью и заботится о семье. Хорошая девочка. Другие дети тоже ничего не замечали. Анжела со временем стала для них как мать. Они во всем слушались ее, приходя из школы домой, переодевались, ходили в магазин за покупками, заправляли кровать, накрывали на стол, мыли посуду, помогали ей убираться по дому, показывали домашнее задание, сообщали ей, иногда говоря правду, а иногда и привирая, о том, где они были после школы, с кем проводили время и чем занимались.

Данте был старшим мальчиком в семье, и в свои тринадцать лет стал замечать нечто, что пугало его, никому об этом не рассказывая. Он видел, что его сестра подолгу смотрит на призрак, который когда-то был их матерью, самым светлым человеком в их семье. Руки Анжелы дрожали точно так же, как и руки матери. Ее губы шевелились, но он только изредка мог различать какие-то слова. Другие люди считали, что они молились вместе, но Данте не был в этом уверен. Между матерью и дочерью существовала какая-то тайна, и в то время как умирала эта некогда энергичная, душевная, отзывчивая, шумная женщина, происходили какие-то неясные и зловещие события. Мальчик никому не мог рассказать о своих догадках. Отец лишь испугался бы и стал бы больше времени проводить на работе в своей мастерской. Он не мог даже смотреть на умирающую жену, и Данте не хотел, чтобы отец еще более отдалился от семьи. Он не мог рассказать о своих догадках теткам. Они приходили увешанные сумками, шумные, пышушие здоровьем. Обнимались и смеялись, и щипались. Помогали делом и советами, возились с матерью и уверяли ее, что она обязательно поправится, в то время как она чахла изо дня в день.

Не мог он рассказать об этом и своей шестнадцатилетней сестре Марии. Эта девочка была занята только собой. Она слишком долго расчесывала свои замечательные длинные черные волосы. Она так долго и тщательно гладила свои вещи. У нее просто не было времени ни с кем общаться, все время она тратила на себя. Она два раза, утром и вечером, целовала мать, а все остальное время посвящала только себе. Остальные дети были еще слишком малы. Они слушали старших, делали то, что им говорили, и убегали по своим делам.