История похода в Россию. Мемуары генерал-адъютанта - [131]

Тотчас же в бой вступили оба крыла гвардии. В то время как русские, застигнутые врасплох, не знавшие, с какой стороны надо защищаться, бросились врассыпную, Роге со своей колотой врезался в их центр и произвел там переполох.

Неприятель, рассеявшись в беспорядке, успел только побросать в соседнее озеро большую часть артиллерии и поджечь свои прикрытия; но пламя это, вместо того чтобы защитить его, только осветило его поражение.

Эта стычка остановила движение русской армии на двадцать четыре часа; она дала императору возможность остаться в Красном, а принцу Евгению — соединиться с ним в следующую ночь. Наполеон встретил принца с большой радостью, но вскоре впал в еще большее беспокойство за Нея и Даву.

Вокруг нас лагерь русских представлял собой то же зрелище, что и в Винкове, Малоярославце и Вязьме. Каждый вечер вокруг генеральской палатки выставлялись на поклонение солдатам мощи русских святых, окруженные множеством свечей. В то время как солдаты, следуя своим обычаям, выражали благочестие крестным знамением и коленопреклонением, священники распаляли фанатизм этих воинов поучениями, которые показались бы смешными и дикими любому цивилизованному народу.

Однако, несмотря на великую силу этих средств, большую численность русской армии и нашу слабость, Кутузов, находившийся на расстоянии всего лишь двух лье от Милорадовича, оставался недвижимым, когда последний бил принца Евгения. В течение следующей ночи Беннигсен, подстрекаемый пылким Вильсоном, напрасно пытался призывать старика к деятельности. Обращая недостатки своего возраста в достоинства, Кутузов называл медлительность и осторожность здравым смыслом, гуманностью и благоразумием; если позволительно сравнивать малые вещи с великими, то его слава основывалась на принципе, прямо противоположном наполеоновскому: один был баловнем судьбы, другой ее творцом.

Кутузов хвастался тем, что он двигался только короткими маршами, позволяет солдатам отдыхать каждый третий день; он немедленно остановится, если они вдруг захотят хлеба или водки. Он утверждал, что на всем пути от Вязьмы он сопровождал французскую армию, как своих пленников, бил их, когда они хотели остановиться, и сгонял с большой дороги; бесполезно рисковать, когда имеешь дело с пленными; казаков, авангарда и артиллерии вполне достаточно, чтобы покончить с ними и надеть на них ярмо; Наполеон восхитительным образом помогал ему осуществить этот план. Почему он должен покупать у Судьбы то, что она великодушно давала ему? Разве Наполеону уже не отмерен срок? Этот метеор погаснет в болотах Березины, этот колосс будет низвергнут объединенными русскими армиями, Витгенштейном, Чичаговым и им; ему достаточно славы того, кто пригонит к Березине ослабевшего, безоружного и дышащего на ладан Наполеона.

Английский офицер, активный и энергичный, умолял фельдмаршала покинуть его штаб-квартиру только на несколько мгновений и подняться на высоты; оттуда он увидит, что последний час Наполеона уже наступил. Неужели он позволит ему покинуть пределы России, требующей отмщения за великую жертву? Нужно лишь нанести удар; пусть он только даст приказ, и одной атаки будет достаточно, чтобы за два часа облик Европы совершенно изменился!

Затем, недовольный невозмутимостью, с которой Кутузов слушал его, Вильсон в третий раз угрожал ему всеобщим возмущением: «При виде в беспорядке двигающейся колонны, состоящей из калек и умирающих, которая собирается от них уйти, казаки восклицают: «Какой стыд позволить этим скелетам сбежать из могилы!»» Но Кутузов, которого возраст делал безразличным ко всему, вдруг рассердился и велел англичанину замолчать.

Говорят, что какой-то шпион сообщил Кутузову, что Красное наполнено огромным количеством Императорской гвардии, и что старик побоялся скомпрометировать перед ней свою репутацию. Но вид нашего бедственного положения подбодрил Беннигсена; этот начальник Генерального штаба убедил Строганова, Голицына и Милорадовича, имевших в своем распоряжении более 50 тысяч русских с сотней орудий, напасть, несмотря на Кутузова, рано утром на 14 тысяч голодных, ослабевших и полузамерзших французов и итальянцев.

Наполеон понимал всю угрожавшую ему опасность. Он мог избегнуть ее: рассвет еще не показывался. Он свободно мог избежать гибельной битвы, немедленно отправившись с Евгением и своей гвардией в Оршу и Борисов; там он соединился бы с 30 тысячами французов Виктора и Удино, с Домбровским, Ренье, Шварценбергом, со всеми вспомогательными отрядами, а на следующий год мог снова появиться грозным властелином!

Но нет. Семнадцатого, до рассвета, он отдал необходимые приказания; он вооружился и пешком, во главе своей гвардии, начал поход. И пошел не к Польше, своей союзнице, не к Франции, где всё еще был родоначальником новой династии и императором Запада. Он воскликнул, выхватив шпагу: «Довольно быть императором, пора стать генералом!»

Он повернулся к восьмидесяти тысячам неприятеля, навлекая на себя все его силы, чтобы избавить от них Даву и Нея и вырвать этих двух военачальников из смертельных объятий России.

Когда рассвело, показались русские батальоны и батареи, заслонявшие горизонт с трех сторон. Наполеон с шестью тысячами гвардейцев храбро вступил в середину этого ужасного круга. В то же время Мортье, в нескольких шагах перед императором, развернул вдоль всей огромной русской армии свое войско, в котором оставалось пять тысяч человек.