История похода в Россию. Мемуары генерал-адъютанта - [125]

Огонь сделал движение видимым для врага; все батареи Витгенштейна немедленно начали стрелять; его колонны устремились вперед, артиллерийские снаряды подожгли город; французы должны были сражаться за каждый клочок земли, и было светло как днем. Отступление осуществлялось в порядке; потери были большими у обеих сторон, однако русские овладели Полоцком не раньше трех часов утра 20 октября.

Штейнгель крепко спал под звуки битвы, хотя он мог слышать даже крики русских ополченцев. В эту ночь он помог атаке Витгенштейна в столь же малой степени, в какой тот помог ему днем раньше. Штейнгель начал движение, но Вреде и 6 тысяч французов застали его врасплох, отбросили на несколько лье, убили и взяли в плен 2 тысячи его солдат.

Глава II

Эти три дня были днями славы. Витгенштейн получил отпор, Штейнгель был разбит, и десять тысяч русских вместе с шестью генералами были убиты или выведены из строя. Но Сен-Сир был ранен, наступление не получилось. Во вражеских корпусах царили уверенность, радость и изобилие, наши были опечалены и испытывали нужду. Необходимо было отступать, а армия нуждалась в командующем. Вреде хотел им стать, но французские генералы не хотели договариваться с этим военачальником, зная его характер и понимая, что невозможно жить с ним в гармонии. Среди этих раздоров Сен-Сир, хотя и раненый, должен был продолжать командовать двумя корпусами.

Он приказал отступать на Смоляны по всем дорогам, ведущим в это место. Сам он оставался в центре, регулируя движение различных колонн. Этот способ отступления был противоположным тому, что применял Наполеон.

Сен-Сир стремился найти больше провизии, двигался с большей свободой и более согласованно; короче говоря, он хотел избежать беспорядка, столь обычного при движении многочисленных колонн, когда пехота, артиллерия и обозы перемешиваются на дороге. Он полностью преуспел в этом. Десять тысяч французов, швейцарцев и хорватов, в то время как пятьдесят тысяч русских наступали им на пятки, медленно шли четырьмя колоннами, не позволяя сломать строй, и удерживали Витгенштейн и Штейнгеля на расстоянии.

Отступая таким образом к югу, он прикрывал справа дорогу из Орши на Борисов, по которой император возвращался из Москвы. Только одна, левая, колонна задержалась. Это был Вреде и полторы тысячи баварцев, усиленные бригадой французской кавалерии, которую он удерживал при себе, несмотря на приказы Сен-Сира. Он шел как ему вздумается; его уязвленная гордость больше не позволяла ему подчиняться приказам; но это стоило ему всего обоза. Впоследствии под предлогом того, что он лучше послужит общему делу, если будет прикрывать операционную линию от Вильны до Витебска, которую император оставил, он самовольно отделился от 2-го корпуса, отступил через Глубокое на Вилейку и стал бесполезным для армии.

Виктор с двадцатью пятью тысячами солдат поспешил из Смоленска и 31 октября соединился с Сен-Сиром перед Смолянами в тот самый момент, когда Витгенштейн, не зная об этом событии и уповая на свои превосходящие силы, пересек Лукомлю, опрометчиво вошел в теснину и атаковал наши аванпосты. Необходимы были согласованные действия двух французских корпусов, чтобы уничтожить его армию. Генералы и солдаты 2-го корпуса были охвачены энтузиазмом. В тот момент, когда они видели победу перед глазами и ждали сигнала к битве, Виктор приказал отступать.

Может быть, причиной этой осторожности, которую позже сочтут неуместной, было незнание страны или неверие в солдат, которых он пока не испытал в деле; мы не знаем этого. Возможно, он не считал оправданным риск битвы, проигрыш которой повлиял бы на Великую армию и ее предводителя.

Шестого ноября в Михалевке, в тот самый несчастный день, когда Наполеон узнал о заговоре Мале, он был проинформирован о соединении 2-го и 9-го корпусов и неудачном деле в Чашниках. Наполеон дал приказы Виктору немедленно отбросить Витгенштейна за Двину, поскольку от этого зависело спасение армии. Он не скрыл от маршала, что прибыл в Смоленск со смертельно усталой армией и почти без кавалерии.

Удачные дни прошли, и теперь поступали только ужасные вести. С одной стороны, Полоцк, Двина, Витебск были потеряны, а Витгенштейн находился на расстоянии четырехдневного перехода от Борисова.

С другой стороны, поражение Бараге-д’Илье и взятие в плен бригады Ожеро открыли Кутузову дорогу на Ельню, по которой Кутузов мог раньше нас прибыть в Красное, как он сделал это в Вязьме.

В то же время Шварценберг, находившийся на расстоянии ста лье перед нами, известил императора, что он удаляется к Варшаве. Австрийский император, казалось, отдал своего зятя на заклание русским.

Позади принц Евгений был побежден Вопью. Ломовые лошади, которые ожидали нас в Смоленске, были съедены солдатами, скот в Красном был захвачен, армия находилась в ужасном состоянии, в Париж вернулось время заговоров; одним словом, казалось, что всё сошлось воедино, чтобы низвергнуть Наполеона.

Ежедневные донесения о состоянии корпусов армии, которые он получал, напоминали списки умерших; он видел, что армия, с которой он завоевал Москву, уменьшилась со 180 до 25 тысяч солдат, способных сражаться. Наполеон сопротивлялся этой лавине неудач, был по-прежнему хладнокровен, не изменил своим привычкам, а форма его приказов оставалась прежней; читая их, вы могли предположить, что он всё еще командует несколькими армиями. Он даже не ускорял своего движения. Раздраженный осторожностью маршала Виктора, он повторил свои приказы атаковать Витгенштейна и тем самым отодвинуть опасность, угрожавшую его отступлению. Что касается Бараге-д’Илье, то император приказал привести его, лишил всех наград и отослал в Берлин, где тот умер от отчаяния в ожидании приговора.