История Похитителя Тел - [20]

Я вспомнил одинокие прогулки Дэвида по Амстердаму, а потом – лица на полотнах Рембрандта. И увидел лицо Дэвида в библиотеке у камина. Он походил на человека кисти Рембрандта. Сколько я его знал, он всегда казался именно таким. А как выглядим мы, навеки сохранившие облик, присущий нам в тот момент, когда в наши вены полилась Темная Кровь? Несколько десятков лет Клодия оставалась девочкой с фарфоровой миниатюры. А я подобен статуе Микеланджело – белый, как мрамор. И такой же холодный.

Я знал, что сдержу слово.

Но, понимаете ли, во всем этом крылась ужасная ложь. На самом деле я не верил, что солнце по-прежнему способно меня убить. Что ж, именно это я и собирался проверить.

Глава 3

Пустыня Гоби.

Много миллионов лет назад, в так называемую доисторическую эпоху, в этой странной части света вымерли тысячи гигантских ящеров. Никто не знает, откуда они взялись и почему погибли. Может быть, здесь располагалось царство тропических деревьев и необъятных болот, отравлявших все вокруг своими испарениями? Мы не знаем. Сегодня здесь только пустыня и миллионы миллионов ископаемых останков, свидетельствующих о существовании когда-то огромных рептилий, при каждом шаге которых содрогалась земля.

Вот почему пустыня Гоби представляет собой не что иное, как невероятных размеров кладбище и вполне подходит для того, чтобы здесь я посмотрел в глаза солнцу. Я долго лежал на песке, дожидаясь восхода солнца, в последний раз собираясь с мыслями.

Весь фокус заключался в том, чтобы подняться до самого крайнего слоя атмосферы, прямо до рассвета, так сказать. Потом я потеряю сознание и рухну вниз, окутанный страшным жаром, и от сильного удара о поверхность пустыни тело мое разобьется. Как же тогда оно сможет зарыться в землю, как сделало бы по собственной порочной воле, оставайся я целым и невредимым лежать на мягком грунте?

Кроме того, если взрыв света окажется достаточно сильным, чтобы сжечь мое обнаженное тело высоко над землей, я, возможно, умру еще до того, как мои останки падут на жесткое песчаное ложе.

В то время это представлялось мне хорошей идеей. Ничто не могло бы меня переубедить. Но интересно, знают ли о моих намерениях остальные бессмертные и до какой степени их беспокоит моя судьба, если, конечно, она вообще их заботит. Стоит ли говорить, что они не получили от меня ни прощальных посланий, ни даже отрывочных видений и образов относительно того, что я собирался предпринять.

Наконец по пустыне расползлось предрассветное тепло. Я встал на колени, сорвал с себя одежду и начал вознесение; первый слабый луч уже жег мне глаза.

Я поднимался выше и выше, далеко преодолев тот рубеж, на котором мое тело обычно останавливалось и начинало плыть по собственному усмотрению. Воздух стал настолько разреженным, что я уже не мог дышать и с трудом удерживался в пространстве.

Потом появился свет – такой необъятный, горячий и слепящий, что, казалось, я не только вижу его, но и слышу его оглушительный рев. Все вокруг было объято желто-оранжевым пламенем. И я смотрел прямо в это пламя, хотя ощущение было такое, будто мне в глаза льют кипяток. Кажется, я раскрыл рот, чтобы глотнуть божественного огня! Солнце принадлежало мне! Я увидел его, я потянулся к нему… И тогда свет облил меня расплавленным свинцом, парализуя движения, причиняя невыносимую боль, и я услышал собственный вопль. Однако я по-прежнему не отводил взгляд и все еще не падал!

Я бросаю вам вызов, Небеса! И внезапно не осталось ни слов, ни мыслей. Я вращался и плыл в пространстве. Мрак и холод окружили меня со всех сторон – я потерял сознание, и падение началось.

Слышен был лишь рев стремительно проносящегося мимо воздуха, но мне чудилось, что сквозь него долетают обращенные ко мне призывы остальных, и в жутком многозвучии я отчетливо разобрал голос ребенка.

А дальше – ничего…

Мне снится сон?

Мы находились в небольшом помещении, в больнице, пропахшей немощью и смертью, я указывал на кровать, на лежавшего там ребенка, бледного, маленького, полумертвого.

Послышался резкий всплеск смеха. Я ощутил запах масляной лампы в тот момент, когда затухает фитиль.

– Лестат, – произнесла она. Какой красивый голосок.

Я попытался рассказать о замке моего отца, о падающем с неба снеге, о собаках, которые меня ждут. Вот куда мне хотелось уйти. И вдруг я их услышал – гулкий рыкающий лай мастиффов, эхом разносящийся среди заснеженных холмов, – и я почти воочию увидел башни самого замка.

Но потом она сказала:

– Еще рано.

Когда я очнулся, снова стояла ночь. Я лежал в пустыне. Ветер, разметавший дюны, покрыл мое тело тонким песчаным туманом. Боль ощущалась везде – болели даже корни волос. Так сильно, что я не мог заставить себя пошевелиться.

Я неподвижно пролежал несколько часов, лишь иногда издавая тихие стоны. Однако мое состояние оставалось прежним. Но стоило мне пошевелиться, песок превращался в мельчайшие осколки стекла, врезающиеся мне в спину, в икры и в пятки.

Я вспоминал всех, кого мог бы позвать на помощь. Но никого не позвал. Лишь постепенно до меня дошло, что если я останусь здесь, то, естественно, опять взойдет солнце, которое вновь настигнет и опять обожжет меня. И тем не менее я, вполне вероятно, не умру.