История пчел - [47]
Тао
Наступила ночь, но я снова не спала. Как и все прочее, сон утратил смысл. Я стояла в гостиной, привалившись к стене, и, наклонив голову, разглядывала свои руки. Сжала пальцы. Отросшие ногти впились в кожу, я сжала руки сильнее, пока не почувствовала боль. Интересно, долго ли надо давить, чтобы ноготь проткнул кожу и выступила кровь?
То, что у меня отняли маму, я смогла пережить. Мама болела и была старой. И, судя по фильму, она провела свои последние дни в спокойном и красивом месте. Но Вей-Вень… Рыдания раздирали мне грудь, сдавливали горло, причиняли такую физическую боль, что я начинала задыхаться. Но я сдерживала их.
Никто не требовал, чтобы мы выходили на работу. На следующий день после нашего возвращения к нам пришли начальник моей группы и начальник Куаня. Им уже обо всем сообщили. Кто — они не сказали, а спросить я забыла. Они отказались войти и, стоя на пороге, сказали, чтобы мы не торопились и решали сами, когда нам лучше будет вернуться к работе.
Надолго ли они оставили нас в покое, мы не знали.
В первые дни мы находили возле двери подарки. В основном еду. Консервы. Бутылку настоящего кетчупа. Даже один киви. Я и не знала, что киви до сих пор где-то выращивают. Впрочем, он оказался совсем безвкусным. Наши вещи тоже кто-то принес — все, даже пустую коробочку из-под слив. От запаха меня затошнило.
Сначала Куань не выходил из спальни. Он лежал на кровати и плакал за нас обоих. Казалось, будто его рыдания переполняют нашу тесную квартирку. Но зайти к нему в спальню у меня не хватало сил.
Потом Куань встал. Мы молча бродили по квартире. Дни пролетали, а мы жили в пустоте, неподвижной и застоявшейся, как воздух в комнате Вей-Веня. Куань по-прежнему молчал. И у меня тоже не получалось ничего сказать, потому что я не знала как. Возможно, он ни в чем не винил меня, возможно, он даже и не думал об этом.
Хотя нет.
Его пустой взгляд. Нарочитая отстраненность. Прежде он старался держаться поближе, а сейчас мы вообще не приближались друг к другу. Однако он ничего не говорил. Наверное, не осмеливался. Или не хотел меня ранить? Я не знала.
Пустота между нами разрасталась в непреодолимую пропасть. Он отстранялся от меня, но и я не могла заставить себя притронуться к нему и заговорить с ним, так что находиться в одной комнате с Куанем было почти невыносимо. При взгляде на него у меня появлялись одни и те же мысли. И я опять повторяла про себя два слова: моя вина, моя вина, моя вина. Поэтому все в нем начало казаться мне отталкивающим. Его тело вызывало отвращение, мне становилось плохо от мысли, что он может прикоснуться ко мне, но эти чувства я старалась скрыть. Мы играли в игру мама-папа-малыш, вот только малыша больше не было. Мы готовили еду. Убирались. Стирали одежду. Дни были неотличимы друг от друга. Мы вставали, одевались, что-то ели. Пили чай. Этот вечный чай. И ждали.
Я то и дело звонила в больницу. Всегда я, ему даже на это не хватало решимости. С доктором Хио поговорить никак не удавалось, а через несколько недель мне сообщили, что она там больше не работает. Почему — другие врачи не сказали.
С кем бы я ни говорила, ответы я слышала одинаковые: «Больше нам ничего не известно. Вам придется подождать. Конечно, мы сообщим. Разумеется. Подождите еще немного. Всего несколько дней. Мы все выясним. И свяжемся с вами. Мы свяжемся с вами. Подождите еще немного».
Несмотря на то что нам разрешили не выходить на работу, однажды утром Куань, приняв душ, оделся в рабочую одежду.
— Почему бы и нет… — тихо сказал он.
Я удивилась, но не оттого, что он собрался на работу, — меня поразило, что сама я почувствовала невероятное облегчение. Наконец-то его не будет рядом со мной, я смогу остаться одна! За все долгие недели я впервые обрадовалась.
— Это же ничего? — спросил он.
— Да. Иди.
— Если тебе кажется, что одна ты не справишься, я могу остаться.
— Нет, со мной все будет хорошо.
Но Куань не двигался. Одежда висела на нем мешком, худой как никогда. Он молча смотрел на меня, видимо ожидая чего-то. Что я рассержусь, закричу, наброшусь на него? Но почему же я должна сердиться и кричать? Теперь и это — моя обязанность? Его большие глаза умоляюще смотрели на меня, рот был приоткрыт. Это зрелище показалось мне совершенно невыносимым, и я отвернулась. Когда-то при взгляде на этого мужчину я забывала обо всем на свете. Теперь же мне хотелось побыстрее от него отделаться.
— Тао?
— Иди, а то опоздаешь на перекличку. — Я старалась не смотреть на него. Он несколько раз вздохнул, словно хотел что-то сказать, но, наверное, не смог подобрать слов.
Потом он ушел. Я слышала его шаги, затем хлопнула дверь, и я наконец осталась одна.
Я прошла в спальню. На кроватке Вей-Веня лежала его пижама. Я взяла ее в руки и села на край постели. Стирать пижаму мне не хотелось — Вей-Вень надевал ее всего два раза, а потом я положила ее на кровать. До его возвращения. Улыбающиеся месяцы на голубом фоне. Я пощупала ткань. Такая мягкая. И сладковатый запах детского пота еще до конца не выветрился.
Я просидела так весь день.
Со временем день и ночь поменялись местами. Пока Куань, уставший от тяжелой физической работы, спал, я бродила по гостиной. Расхаживала по комнате и стояла у окна, в постель ложилась лишь на рассвете. Отдыхать ночью я себе не разрешала: если бы я присела, если бы позволила себе перевести дух, если бы уснула, то Вей-Вень исчез бы навсегда.
Скоро Рождество. На Рождество в доме всегда пахнет имбирным печеньем, мандаринами, корицей, а под ёлкой лежат подарки. А ещё у Юлиана день рождения. Но, кажется, в этом году праздник в их семье так и не наступит, ведь старшей сестры Юлиана, Юни, с ними больше нет… Незадолго до сочельника опечаленный Юлиан встречает девочку по имени Хедвиг, которая верит: у него всё будет хорошо. Только вот в доме самой Хедвиг происходит что-то странное. Почему, кроме неё, там никого нет? И что за таинственный старик иногда бродит у неё в саду? Что же скрывает Хедвиг?
Даже если весь мир похож на абсурд, хорошая книга не даст вам сойти с ума. Люди рассказывают истории с самого начала времен. Рассказывают о том, что видели и о чем слышали. Рассказывают о том, что было и что могло бы быть. Рассказывают, чтобы отвлечься, скоротать время или пережить непростые времена. Иногда такие истории превращаются в хроники, летописи, памятники отдельным периодам и эпохам. Так появились «Сказки тысячи и одной ночи», «Кентерберийские рассказы» и «Декамерон» Боккаччо. «Новый Декамерон» – это тоже своеобразный памятник эпохе, которая совершенно точно войдет в историю.
«Унижение, проникнув в нашу кровь, циркулирует там до самой смерти; мое причиняет мне страдания до сих пор». В своем новом романе Ян Муакс, обладатель Гонкуровской премии, премии Ренодо и других наград, обращается к беспрерывной тьме своего детства. Ныряя на глубину, погружаясь в самый ил, он по крупицам поднимает со дна на поверхность кошмарные истории, явно не желающие быть рассказанными. В двух частях романа, озаглавленных «Внутри» и «Снаружи», Ян Муакс рассматривает одни и те же годы детства и юности, от подготовительной группы детского сада до поступления в вуз, сквозь две противоположные призмы.
В сборнике представлены произведения выдающегося писателя Фридриха Горенштейна (1932–2002), посвященные Израилю и судьбе этого государства. Ранее не издававшиеся в России публицистические эссе и трактат-памфлет свидетельствуют о глубоком знании темы и блистательном даре Горенштейна-полемиста. Завершает книгу синопсис сценария «Еврейские истории, рассказанные в израильских ресторанах», в финале которого писатель с надеждой утверждает: «Был, есть и будет над крышей еврейского дома Божий посланец, Ангел-хранитель, тем более теперь не под чужой, а под своей, ближайшей, крышей будет играть музыка, слышен свободный смех…».
В повести рассматриваются проблемы современного общества, обусловленные потерей семейных ценностей. Постепенно материальная составляющая взяла верх над такими понятиями, как верность, любовь и забота. В течение полугода происходит череда событий, которая усиливает либо перестраивает жизненные позиции героев, позволяет наладить новую жизнь и сохранить семейные ценности.
События книги разворачиваются в отдаленном от «большой земли» таежном поселке в середине 1960-х годов. Судьбы постоянных его обитателей и приезжих – первооткрывателей тюменской нефти, работающих по соседству, «ответработников» – переплетаются между собой и с судьбой края, природой, связь с которой особенно глубоко выявляет и лучшие, и худшие человеческие качества. Занимательный сюжет, исполненные то драматизма, то юмора ситуации описания, дающие возможность живо ощутить красоту северной природы, боль за нее, раненную небрежным, подчас жестоким отношением человека, – все это читатель найдет на страницах романа. Неоценимую помощь в издании книги оказали автору его друзья: Тамара Петровна Воробьева, Фаина Васильевна Кисличная, Наталья Васильевна Козлова, Михаил Степанович Мельник, Владимир Юрьевич Халямин.
Когда даже в самом прозаичном месте находится место любви, дружбе, соперничеству, ненависти… Если твой привычный мир разрушают, ты просто не можешь не пытаться все исправить.