История папства - [92]

Реформация поставила, по выражению Ф. Меринга, на ноги весь народ и слила различные местные крестьянские восстания, происходившие в Германии в продолжение многих десятилетий, в одно громадное революционное движение. Крестьяне требовали уничтожения крепостных отношений, отмены дворянских привилегий на охоту и рыбную ловлю, ограничения барщины и оброков, восстановления прав общин на леса и выпасы, устранения произвола в судах и в управлении и предоставления общинам права избирать и смещать духовных лиц. Восставшие крестьяне нашли энергичных союзников в лице мансфельдских и мейссенских горнорабочих, которых Томас Мюнцер сначала из Мюльгаузена, а затем будучи на театре военных действий призывал оказать деятельную помощь крестьянам, боровшимся за «народное дело». В этот именно момент все имущие классы, не исключая и антипапских элементов, единым фронтом выступили против крестьян и горнорабочих, и Мартин Лютер, незадолго до того еще бывший национальным героем, порвал с повстанцами и всецело оказался в лагере князей, дворянства и буржуазии. Со страшной яростью Лютер напал на повстанцев в своем пресловутом памфлете «Против разбойников и убийц бунтующих крестьян». «Крестьяне, — писал Лютер, — творят дело дьявола, и в особенности архидьявол есть тот, кто управляет в Мюльгаузене и не совершает теперь ничего, кроме грабежа, убийства и кровопролития; он является, как говорит Христос, человекоубийцей искони». Крестьян, писал Лютер, надо убивать, как бешеных собак, ибо следует помнить, что, «если ты не убьешь бунтовщика, он убьет тебя… Ставших на сторону крестьян ожидает огонь вечный… Теперь такое странное время, что князь скорее может заслужить благоволение небес кровопролитием, чем другие люди молитвою». В вопросе о подавлении крестьянских восстаний для защиты интересов имущих классов сближение между лютеранством и католицизмом оказалось возможным и легким делом.

Так, в недрах Реформации, являвшейся своеобразной формой революционного выступления, в силу диалектического развития исторического процесса зрела контрреволюция, или, употребляя церковный термин, контрреформация.

Будучи в первую очередь протестом широких народных масс против папской эксплуатации, Реформация являлась в то же время провозвестницей капитализма, первым актом буржуазной революции, как охарактеризовал ее Ф. Энгельс. Экономическая подоплека Реформации проявила себя в идеологической борьбе двух противоположных принципов: принципа индивидуализма и свободы, с одной стороны, и принципа слепого повиновения, традиционного авторитета в делах веры, с другой стороны. Борьба этих принципов в религиозной области получила конкретную форму в расхождениях по вопросу о благодати. Для представителей нового учения, для лютеран, человек «спасается» не внешним действием на него благодати, а внутренним приобщением к ней. Поэтому посредничество священника между верующим и источником благодати совершенно не нужно, вопреки утверждениям католической церкви. Никакой совершенный акт (opus operalum) при пассивности человека не может «спасти» его, если он сам внутренне не приобщается к благодати. Это внутреннее приобщение через веру протестанты противопоставляли послушному, пассивному восприятию того, что диктуется церковью. Вот почему Людвиг Фейербах, с большой исторической натяжкой, в своей «Сущности христианства» называл Лютера рационалистом, а Гегель, уже совершенно неправильно, говорил об учении Лютера как о «царстве чистой мысли». В действительности Лютер, давая некоторый простор человеческой мысли, теснейшим образом сковывал ее авторитетом Библии. Вот почему Маркс говорил о Лютере, что он «победил рабство по набожности только тем, что поставил на его место рабство по убеждению. Он разбил веру в авторитет, восстановив авторитет веры. Он превратил попов в мирян, превратив мирян в попов. Он освободил человека от внешней религиозности, сделав религиозность внутренним миром человека. Он эмансипировал плоть от оков, наложив оковы на сердце человека».

Глава одиннадцатая. Контрреформация. XVI–XVII вв

I

В первой половине XVI в. католицизму в ряде западноевропейских государств был нанесен тяжелый удар. Даже в среде итальянского духовенства, в частности в папских кругах, замечалась тревога. Многие открыто говорили о грозной опасности, таящейся в самых недрах общества. Моденский епископ Джованни Мороне, один из даровитых дипломатов папской канцелярии, набрасывал мрачную картину будущности христианского мира. Германия и Англия, по его мнению, легко могут довершить начатое дело разрушения католицизма, соединиться и увлечь за собою на этот разрушительный путь Польшу, Венгрию и Францию. Быть может, им даже удастся толкнуть на это «отвратительное» предприятие и братьев Габсбургов, то есть Испанию, империю и значительную часть Италии. «Не следует ведь забывать, — писал Мороне, — что в воздухе носится еретическая зараза; все спорят и толкуют вкось и вкривь о догмах церкви, всякий считает себя теологом и предлагает какие-то нововведения в религии». И действительно, многие писатели, ученые и духовные деятели этого времени стали обращать усиленное внимание на поведение итальянских прелатов и с возмущением подчеркивали факты отступления духовенства от элементарных требований морали и религии.