История отечественной философии XI-XX веков - [8]

Переводчики же зачастую выступали соавторами, дописывая переводимые тексты и корректируя их. Поэтому слово «написал» употреблялось по отношению и к авторскому тексту, и к переводу. Русские книжники, как полноправные представители средневековой культуры, высоко ценившие традицию, не стремились изобретать уже изобретенное, и тогда, когда их взгляды совпадали с хорошо известными концепциями византийцев, использовали их формулировки как свои собственные. Мыслители этого времени исходили из гносеологической установки: они воспринимали себя не творцами нового, а истолкователями «вневременной истины». Подобная установки вела к определенному «стиранию» грани между автором и переводчиком, автором и читателем. Для Средневековья было важно не столько авторство, сколько то, что идея высказывалась и поддерживалась мыслителями, воспринималась как их собственная и получала дальнейшее развитие. Поэтому некоторые сочинения были принципиально анонимны, а некоторые принципиально «получали» авторитетное авторство, которое должно было удостоверить значимость истин, излагаемых в сочинении. В-третьих, является показательным сам факт интереса русских книжников к конкретным произведениям, темам такого видного византийского мыслителя как Иоанн Дамаскин.

Рассматривая вопрос о переводных текстах и их месте в истории русской средневековой философской мысли, нам кажется правильным мнение, высказанное М. Н. Громовым: «Конечно же, византийский мыслитель никоим образом не может считаться древнерусским, а его тексты, написанные на языке оригинала, памятниками отечественной философии. Но славянский перевод “Источника знания” и других творений Дамаскина – уже явление общеславянской и древнерусской культуры, и потому многочисленные списки сочинений Дамаскина, их фрагменты, интерпретации, дополнения и реминисценции, содержащиеся в древнерусских рукописях, могут с полным основанием считаться источниками по истории отечественной философской мысли. Это справедливо и по отношению к другим переводным сочинениям»26.

Указанные факты дают возможность переведенные и широко распространенные на Руси сочинения византийских мыслителей включать в исследования по истории развития русской средневековой философии.

Русской средневековой философской мысли были присущи черты, отличающие средневековый тип философствования от античного или философии Нового времени. Примером тому может быть вопрос о комментарии и комментировании в средневековой философии. Истина, заключенная в Священном Писании, предполагала необходимость ее комментирования как пути понимания. Комментарий в данном случае понимается как речевая встреча смыслов откровения Бога и понимания человека. При этом в любом понятии видится два смысла: один направлен на сакральное, другой – на мирское. Как пишет С. С. Неретина: «…образуется новая оптика. Человеческий взор, направленный на Бога, совершенствуется в Его видении. Божественный, направленный на человека, высвечивает его смертность, конечность»27. И часто философствование, по представлению средневековых мыслителей, осуществляется именно в момент чтения текста, будь то Библия или сочинение авторитетного мыслителя.

Характер отношения к переводному тексту, к комментированию авторитетного сочинения позволяет рассматривать в группе источников по русской средневековой философии не только оригинальные сочинения, но и переводные, конечно же, с определенными уточнениями.

Характер источников, особенности философствования во многом определялись пониманием философии русскими средневековыми мыслителями.

Самое раннее из известных определений философии относится к кирилло-мефодиевской традиции. Оно отражено в Житии Константина-Кирилла, которое было составлено его братом Мефодием. Философия понималась как «…знание вещей божественных и человеческих, насколько может человек приблизиться к Богу, что учит человека делами своими быть по образу и подобию сотворившего его»28. Мы видим, что данное определение, по сути своей, соединяет в одно целое богословие, философию и мирскую мудрость, которые не противопоставляются друг другу, а взаимно дополняются и объединяются с единой целью – выработать нравственный идеал и следовать ему.

И нам кажется, прав В. В. Мильков, утверждающий, что «…в этом определении философии просматривается синтез установки стоиков на знание вещей божественных и человеческих с платоновским учением, обосновавшим стремление человека к Богу. В нем так же нашел отражение аристотелевский принцип разделения философии на теоретическую и практическую, причем последнее исследует правильное “богоугодное поведение”, в основе которого лежит не слепое и смиренное исполнение требований религиозной доктрины, а свободное волевое действие, базирующееся на знаниях»29.

В средневековой Руси было распространено понимание философии как просветительства. Например, в знаменитом «Молении Даниила Заточника» мы можем прочитать такой текст: «…бых аки пчела падая по разным цветом купляя медвены сот мудрость; Тако и азъ, по многамъ книгамъ исбирая сладость словесную и разумъ, и съвокупих аки в мьх воды морскиа»