История одного дня - [38]

— Поглядишь на тебя со стороны, так и впрямь подумаешь, что мы тебя голодом морим, — то и дело укоряет бабушка.

Но Элфи ничего не отвечает. Да и что она может ответить? Вместо ответа ей хотелось бы просто заплакать или затопать ногами… Вот бабушка постоянно упрекает ее за то, что она худа, раздражительна, плохо ест. А, между прочим, Элфи и самой не меньше бабушки хотелось бы пополнеть, чтобы у нее были такие же белые и — округлые руки, как у мамы: Элфи и сама хотела бы всегда быть веселой, улыбающейся. Но что поделаешь, если не получается у нее это! А бабушка вечно повторяет одно и то же — кстати, Элфи это и без нее хорошо известно, — что она дурнушка и очень бесталанная…

На дворе весна, и под лучами яркого солнца даже их старый, с облупившейся штукатуркой пятиэтажный дом делается красивым. Окна его сверкают, ядовито-зеленые листья комнатных растений, выставленных на балконе, блестят, словно начищенные. Солнце ухитряется заглянуть даже на лестничную клетку, забраться в щели между щербатыми кафельными плитками, заставляет пылинки порхать в воздухе и танцевать в его косых лучиках.

Даже уборщица, у которой постоянно болят ноги, в такие дни моет лестницу с песнями. Ребята озорничают, носятся друг за другом по этажам и по огибающей весь дом круговой галерее, переворачивают красную трехколесную игрушечную коляску. По утрам во дворе запевает старуха старьевщица: «Старье берем!», и продавец льда, вопя во всю силу своих легких, выкладывает на желтые керамические плитки, которыми вымощен двор, большие синевато-белые, слезящиеся кирпичи льда. За льдом, гремя ведрами, со всего дома сбегаются хозяйки как были — в кухонных передниках. Бабушка приносит в корзине с базара цветы, втиснув их куда-нибудь между картошкой и молочным бидоном: дешевый желтый первоцвет. Даже у лошадей мусорщика в такие дни блестит шерсть.

И только Элфи плетется по утрам в школу понурив голову. Чтобы выйти на улицу, ей нужно пересечь весь двор: они живут в самом его конце, на первом этаже; солнце к ним не заглядывает никогда. И каждый день бабушка кричит ей вдогонку: «Не горбись, не шаркай ногами, как дряхлая старуха!»

Вот если бы бабушка была феей, феей-волшебницей, или хотя бы колдуньей, с ее помощью Элфи мигом бы избавилась от своих горестей, перестала бы быть некрасивой, неумной.

Ведь, честно говоря, Элфи далеко не красавица, да еще чуть ли не самая плохая ученица в классе. Недаром классная руководительница Лайошфи всегда сердится на нее. Элфи на уроках невнимательна, а учительница Лайошфи сразу же замечает, если кто-то сидит и не слушает.

Отец Элфи — дамский парикмахер, и она тоже будет работать в парикмахерской, вот только бы поскорее окончить восьмой класс! Ей уже давно уготовано местечко в отличной дамской парикмахерской — большом, элегантном государственном салоне с блестящими зеркалами, тюлевыми занавесями на окнах. С двух сторон вдоль стен выстроились по двенадцати красных колпаков для сушки волос. Особенно много посетителей в субботу после полудня: в этот час под каждым из колпаков сидит клиентка; кое-кому из них одновременно делают маникюр, остальные сидят и читают иллюстрированные журналы, курят. Отец Элфи уже договорился с заведующим парикмахерской и с профсоюзом. Сам-то он работает в Буде, на Пашарете, в такую даль не захочешь ездить из Седьмого района города.

Школа, например, рукой подать от дома Элфи, и то она тратит десять минут на ходьбу. Потому что Элфи готова останавливаться у каждой витрины. Правда, на их улице витрин почти нет, только продмаг, «Химчистка» да еще точильная мастерская. А в этих витринах никогда не бывает ничего нового. На витрине продмага сплошные банки с желудевым кофе, под названием «Семья» — хватило бы хоть на целый полк солдат; в «Химчистке» в знак того, что у них поднимают также и чулочные петли, — дамский чулок, натянутый на стекло. Точильщик же — старик в очках, — тот сам сидит на подоконнике своей мастерской и точит ножи.

Элфи разглядывает на витринах все, что бы там ни лежало, но, если говорить по совести, ее ничто не интересует. Она и на прохожих-то не смотрит, будто зла на всех. А на самом деле зла она только на самое себя. Ну, пусть ее никто не любит, это бы еще полбеды, а то ведь ее и любить-то не за что, — такого уродливого, никчемного утенка, как она!

На углу Элфи останавливается: здесь ходит троллейбус, быстрый и бесшумный, так что, прежде чем начать переходить улицу, нужно сначала хорошенько осмотреться. На противоположной стороне улицы инвалид войны — лоточник с перекошенным ртом — всегда продает что-нибудь вкусное: осенью — виноград, яблоки, груши, зимой — печеную тыкву и каштаны, а сейчас, весной, когда уже все запасы сластей приходят к концу, — жареную кукурузу. Элфи по дороге в школу всегда покупает у него что-нибудь, что бы он ни продавал. Бабушка зовет ее за это сластеной. Между тем Элфи не всегда съедает купленное. Просто ей нравится покупать. А деньги у нее есть. Отец дает. Правда, бабушка отбирает у нее деньги, откладывает на одежду, обувь. Но кое-что удается выклянчить на свои расходы. Надо же и ей иметь какие-то радости! Ведь она, Элфи, и без того такая несчастная.