История очередной французской революции - [7]

На следующий день император, как мы вправе теперь его называть, готовился выступить на Париж, когда ему представились господа Рюинар и Моэ и попросили уплатить за триста тысяч бутылок вина. "Отправьте еще триста тысяч бутылок в Тюильри, - сурово молвил на это принц. - Мои солдаты будут испытывать жажду, когда вступят в Париж". После чего, взяв с собой в качестве заложника Моэ и пообещав Рюинару расстрелять его в случае неповиновения, император, под звуки труб, с орлами, сверкающими на солнце, двинулся во главе своей отважной армии в победоносный поход.

Глава V

Битва при Туре

А теперь нам предстоит поведать о боевых действиях принца Немурского, который вознамерился остановить наступление своего кузена Генриха V. Его высочеству не удалось выступить на врага с теми силами, о каких он мечтал; ибо его августейший родитель, памятуя о несметном богатстве, спрятанном в подвалах Тюильри, не позволил ни одному солдату покинуть форты столицы, оснащенные ста сорока четырьмя тысячами 84-фунтовых пушек и с гарнизоном в четыреста тридцать одну тысячу человек, это ведь совсем немного, памятуя, что на одну пушку приходилось всего лишь три солдата. Чтобы прокормить эту огромную армию и жителей города, которых было вдвое больше, его величество приказал опустошить всю округу на пятьдесят миль, не оставив там ни быка, ни осла, ни травинки. Когда ограбленные жители обратились к нему с мольбой, августейший Луи-Филипп ответил, со слезами на глазах, что сердце его обливается кровью, что они его дети и каждая корова, отобранная у последнего крестьянина, подобна куску мяса, отрываемому от собственного его тела; но долг приходится выполнять, интересы отечества требуют жертв, так что, в сущности, пускай они идут ко всем чертям. И беднягам ничего другого не оставалось.

Городские театры, как всегда, были открыты. "Журналь де Деба" ежедневно сообщал, что претенденты схвачены; палаты заседали - в составе немногих оставшихся депутатов, - и там без конца говорили о чести, достоинстве и славной Июльской революции, а король, поскольку власть его над ними была теперь абсолютной, решил, что подвернулся удобный случай внести законопроект, по которому содержание его детям будет удвоено.

Тем временем принц Немурский продвигался вперед; и поскольку на пятьдесят миль вокруг Парижа не осталось ничего, чем можно было бы прокормить его голодных солдат, легко догадаться, что он был вынужден разграбить для этой цели еще пятьдесят миль. Так он и сделал. Однако войска не были в должной боевой готовности, особенно если принять в соображение, с каким врагом им предстояло встретиться.

Дело в том, что большая часть армии принца состояла из национальной гвардии; среди всеобщего подъема, по призыву "la patrie en danger" {Отечество в опасности (франц.).} люди были вынуждены вызваться воевать добровольцами, и его величество, жаждавший по возможности сократить количество ртов в осажденной столице, охотно принял их услуги. Говорят даже, что он нарочно выслал против врага наиболее прожорливые батальоны из гражданских сил, а именно, бакалейщиков, крупных банкиров, адвокатов и т. п. Их расставание с семьями являло собой душераздирающее зрелище. Они очень хотели бы взять назад свое добровольное желание, но их окружили роты суровых ветеранов и вывели за городские ворота, которые тут же захлопнулись; таким образом, они поневоле вынуждены были двигаться дальше. Главнокомандующий национальной гвардией, Одиллон Барро, пока у него в седельной сумке была бутылка коньяку и порция сосисок, необычайно храбрился. Его красноречие так неотразимо действовало на войска, что, встреть он врага, покуда его припасы не иссякли, исход сражения был бы совсем иным. Но за первый же дневной переход он расправился и с сосисками и с коньяком, после чего стал мрачен, молчалив и совершенно пал духом.

На живописной равнине близ Тура, у берегов серебристой Луары, армии расположились одна против другой, приготовившись к битве, которой суждено было оказать столь решающее влияние на судьбы Франции. Стоял прохладный мартовский день. Боевой опыт сразу подсказал доблестному Немуру, как лучше всего использовать вверенную ему армию, - он выстроил национальную гвардию, расположил артиллерию в несколько эшелонов, а кавалерию поставил в каре на правом и левом фланге, сосредоточив всю массу гаубиц за головной колонной. Ветеранов он поставил позади национальной гвардии - это был прозрачный намек Одиллону Барро (который хотел было удалиться под предлогом сильного недомогания), что регулярные войска поднимут на штыки национальную гвардию, если та отступит хоть на пядь: после чего их генерал, сильно побледнев, покорно вернулся на свое место. Его люди заметно пали духом; всю ночь они проспали на голой земле; они с тоской вспоминали о своих домах и удобных ночных колпаках на Рю-Сент-Оноре; накануне им посчастливилось случайно встретить в Туре стадо баранов и гурт быков; но что значило все это по сравнению с разносолами у Шеве или с тремя блюдами у Вефура. Они уныло жарили бифштексы и котлеты на шомполах и провели ужасную ночь.