История о высоком напряжении - [10]

— Уж слишком хорошо они живут, — заявил он инженеру. — А, было не было, бух бабке в рыло. Ну что, может, станцуем? — обратился он к молодой девушке в жутком зеленом платье.

Они исчезли среди пляшущих, и через минуту, когда расталкиваемые могучими плечами шофера господа начали отскакивать от него в стороны, можно было прекрасно наблюдать двойные лычаковские[6] па, клепаровские[7] выкрутасы и достойное высшего света «качание» левой руки партнерши.

— Господин трубач, а может, штайерок[8]? — предложил в подходящий момент Мисько.

Но музыканты не знали ни одного из штайеров, хотя Мисько даже попытался им насвистеть мелодию. Это его окончательно разочаровало.

— Что ж это за музыканты, которые даже штайерка не знают, — заметил он и вскоре исчез вместе со своей подружкой.

Где-то за окнами раздалась песня, что «кто над верою смеется, живо кровью обольется, а кто верит вместе с нами, счастлив, как дитя при маме», — и лишь некоторое время спустя госпожа почтмейстерша с ужасом в глазах принялась искать потерянную дочь.

— Вы не видели Ядвиню? Извините… — с сахариновой улыбкой обратилась она к Осецкому, который лечился то чаем, то пивом, то даже с отчаяния и по принципу клин клином — рябиновкой. — Вы не видели моей доченьки? Она была в зеленом платьице.

— Видел, конечно, с господином Петрусом. Наверное, пошли прогуляться, — ответил вежливый инженер.

Матрона охнула и исчезла.

Осецкий улыбнулся в душе и продолжил лечение, потому что почка отзывалась все сильнее.

— Господин инженер, — обратился к нему пожилой господин с милой улыбкой, на лысине которого бушевал огонек серебристых волос, — позвольте представить вам моего шурина.

Чопорный мужчина среднего возраста с совершенно невыразительным лицом поклонился Осецкому.

«Выглядит как железобетонный столб», — подумал инженер.

Тот некоторое время нес какой-то бред о мире, Англии и электрическом токе, даже до Индии добрался, и наконец, когда решил, что для вступления хватит, конфиденциально продолжил:

— Уважаемый господин инженер, как специалист вы не могли бы оказать мне большую услугу? Дело в том, что у меня есть некоторые аппараты, которые я приобрел по случаю, оптом… потому что я, вы понимаете… то есть я был бы вам благодарен, если бы вы произвели их настоящую оценку, как вы думаете? Возможное затраченное время я бы, так сказать, с огромным удовольствием, конечно же, возместил, то есть чтобы без ущерба для вас…

«Что за липкая личность», — подумал Осецкий, с неприязнью наблюдая за жестикуляцией говорящего.

— Так у вас оптовый склад… именно таких аппаратов?

— Нет… я… у меня, значит, склад пера и пуха… но это было с транспортом, поэтому купил на вексель, понимаете, а когда сроки выплаты были просрочены, я через суд получил, а потом на аукционе…

«Что за чушь он несет?» — подумал Осецкий, но, поскольку с юных лет чувствовал влечение ко всяким аппаратам и ему никогда не надоедало знакомство с новыми, согласился.

— Так, может быть, прямо сейчас… потому что… у меня тут машина… значит, «фордик» мой, — говорил скользкий господин, все живее потирая руки.

Осецкий даже обрадовался, что сможет так вот, по-английски, исчезнуть. (Дома у него была книжка, которую он хотел прочитать. Он привез ее еще из Катовиц, но за последние три недели из-за отсутствия времени даже не открывал ее. Сейчас он представил свою маленькую, но уютную комнатку, ночную лампу, одеяло и раскрытый детектив. Что за роскошь после таких трудов. «Фордик» оказался великолепной современной машиной. Должен был стоить неплохих денег, если только не оказался в обладании предупредительно вежливого господина в связи с его странными сделками, во время которых, начав покупки пера и пуха, можно было дойти до приобретения электрических аппаратов.

Проехались недалеко, машина остановилась у какого-то сарая. Здесь владелец автомобиля повел себя по крайней мере странно. Он осмотрелся кругом, потом, включив фонарик, достал ключ и открыл висячий замок. Показались груды ржавой, скрипящей при прикосновении жести. Что-то в глубине посыпалось.

Отбросив несколько верхних листов, хозяин таинственных устройств добрался до слоя мешков с соломой. Когда и те были отброшены, показались перепутанные, как макароны, клубки старых диванных пружин. И это было преодолено. Наконец был убран большой лист уже совсем свежей и чистой фанеры, и округлое пятно света поплыло по темно-красному мрамору. Осецкий затаил дыхание: перед ним лежали распределительные щиты, переключатели, предохранители, счетчики; все, почти в полном составе, столь необходимое ему оборудование покоилось на толстом слое соломы.

— Вот… это… как состояние… превосходное, я думаю, не правда ли? — уже снова потирал руки торговец пером и пухом. — И хотелось бы узнать, для чего это предназначено, а также… какая могла бы быть цена… как вы считаете?

— Много вы за это не получите, — сказал Осецкий, с трудом сдерживая радостный смех. Ну, на этот раз тип нарвался.

— Неужели, как это, столько тут и… металл замечательный; все новое, превосходное.

— Вы умеете расхваливать товар, — согласился Осецкий. Он достал портсигар, закурил сигарету. — Завтра, извините, я приеду сюда с грузовиком. Потому что это из нашей электростанции. Раздобытое, как здесь говорят. А если попросту, то украденное.