История о пропавшем ребенке - [10]

Пока мы шли по виа дей Милле и виа Филанджери, Лила говорила только со мной. Нино плелся за нами – руки в карманах, голова опущена, – а она с обычной непринужденностью болтала и болтала. Говорила, что я обязательно должна познакомиться с семьей Антонио, описывала мне его жену и детей. Жена была красавица со светлыми – еще светлее, чем у меня, – волосами, и все трое детей родились блондинами, ни один не пошел в отца, черноволосого, как сарацин: когда они впятером, жена и дети – белокожие, с золотящимися на солнце волосами, – прогуливались вдоль шоссе, он казался конвоиром, сопровождающим военнопленных. Лила засмеялась, а потом начала перечислять тех, кто, помимо Антонио, жаждал со мной поздороваться: Кармен – она спешила на работу и могла побыть с нами всего пару минут, как и Энцо; разумеется, Альфонсо, по-прежнему управлявший магазином Солара; Мариза с детьми. «У тебя это много времени не займет, а они будут рады! – увещевала меня Лила. – Все они тебя любят».

Слушая ее, я думала о том, что все эти люди, мои бывшие друзья и знакомые, должно быть, уже разнесли по кварталу новость о том, что мой брак кончился крахом; наверняка эта новость дошла и до моих родителей, а значит, мать знает, что я закрутила любовь с сыном Сарраторе. Но вдруг я поняла, что меня это абсолютно не беспокоит, даже наоборот, мне хочется, чтобы меня видели с Нино и шептали у меня за спиной: «Она что хочет, то и делает! Бросила мужа и детей, связалась с другим». Я хочу, с удивлением обнаружила я, чтобы меня открыто связывали с Нино, чтобы нас видели вместе; пусть вместо пары Элена-Пьетро появится пара Нино-Элена. Я успокоилась и подумала, что это даже хорошо, что Лила заманила меня в свою ловушку.

Она не переводя духу сыпала словами и в какой-то момент по старой привычке взяла меня под руку. Я никак на это не реагировала. «Она хочет убедиться, что между нами ничего не изменилось, – подумала я, – но пора честно сказать себе, что мы больше не интересны друг другу, потому-то ее рука как будто деревянная – призрак былой близости». По контрасту мне вспомнилось, как много лет назад я испытала жгучее желание, чтобы Лила заболела и умерла.

Тогда наша дружба сопровождалась болью, но хотя бы была живой – не то что сейчас, когда весь жар своей души, даже тот, что подогревал это ужасное желание, я отдала мужчине, в которого всегда была влюблена. Лила полагала, что все еще обладает прежней силой, чтобы заставить меня делать то, чего хочет она. В конце концов, разве она могла всерьез рассчитывать, что ее юношеская любовь перерастет в нечто серьезное? То, что еще минуту назад казалось мне страшным коварством с ее стороны, вдруг предстало в совершенно новом свете, и я поняла, что мне нечего бояться. Все это не имело никакого значения. Значение имели только Нино и я. Даже скандальная известность в тесном мирке нашего квартала была мне на пользу, потому что служила лишним доказательством того, что мы с ним пара. Я перестала слушать трескотню Лилы и лишь с неприязнью ощущала на своей руке ее руку – какую-то бесплотную, будто тряпичную.

Мы подошли к пьяцца Мартири. Я повернулась к Нино и сказала, что здесь должна быть и его сестра с детьми. В ответ он пробурчал что-то нечленораздельное. Показалась вывеска «Солара». В магазине все обступили меня, а на Нино только искоса поглядывали. Одна Мариза заговорила с братом, но вряд ли он этому обрадовался. Она накинулась на него с обвинениями, что он совсем пропал. «Мама болеет, с отцом сладу нет, а тебе плевать!» – негодовала она. Он молча поцеловал племянников и, лишь видя, что Мариза не унимается, проворчал: «У меня своих проблем по горло, Мари, давай не будем». Остальные буквально рвали меня на части, но я ухитрялась следить за Нино – уже не из ревности, а из сочувствия: я видела, что ему не по себе. Я понятия не имела, помнит ли он Антонио: о том, что это он, мой бывший жених, когда-то избил его, знала я одна. Они кивнули друг другу и обменялись приветливыми улыбками. Нино раскланялся с Энцо, Альфонсо и Кармелой. Для Нино все они были чужаками, принадлежащими к нашему с Лилой миру, для него практически неизвестному. Потом он закурил и принялся расхаживать по магазину. Никто, даже сестра, больше не сказал с ним ни слова. Я смотрела на него и думала: «Вот человек, ради которого я бросила мужа». И все остальные, включая Лилу – особенно Лилу, наверняка думали то же самое. Теперь, когда каждый рассмотрел его как следует, мне хотелось одного – уйти отсюда как можно скорее и увести его с собой.

10

В те полчаса, что мы провели в магазине, будущее и прошлое перемешались: придуманные Лилой модели туфель, ее свадебное фото, вечер торжественного открытия магазина, выкидыш Лилы, ее идея превратить магазин в модный салон, а заодно укромное место для свиданий, заботы, одолевающие нас сегодня, когда нам за тридцать, наши жизни, так не похожие одна на другую, слова, сказанные вслух и оставшиеся непроизнесенными. Я старалась выглядеть приветливой и веселой. Обняла и поцеловала Дженнаро, который превратился в тучного мальчишку двенадцати лет с полоской черного пушка над верхней губой; он был вылитый Стефано-подросток, как будто родившая его Лила не имела к нему никакого отношения. Я считала своим долгом быть такой же ласковой с Маризой и ее детьми, чему она так обрадовалась, что не удержалась от намеков: «Ты ведь теперь будешь чаще приезжать в Неаполь? Прошу, не забывай и нас! Конечно, вы люди занятые, но хоть ненадолго и к нам заглядывайте». Она стояла рядом с мужем и следила за детьми, чтобы не сбежали на улицу. Я пыталась отыскать в ее чертах сходство с Нино; но тщетно – в ней не было ничего общего ни с братом, ни с матерью. Она немного растолстела и стала похожа на Донато, от которого унаследовала многословную напыщенность, с какой расписывала мне свою прекрасную жизнь и чудесную семью. Альфонсо молча кивал головой и улыбался мне, показывая белоснежные зубы. Меня совсем сбил с толку его внешний вид. Выглядел он очень элегантно: длинные черные волосы, забранные в конский хвост, изящные черты лица… Но что-то в его жестах, в лице было такое, что меня встревожило. В этом помещении, кроме нас с Нино, он был единственным человеком с образованием, и лежащий на нем отпечаток культуры с годами не только не потускнел, но, как мне показалось, стал еще более заметным. Он был красив и умен. Мариза долго его добивалась, он от нее бегал, и вот теперь они – супружеская пара: она – постаревшая, погрубевшая, все более мужеподобная; он – напротив, по-женски изящный и тонкий. И двое детей, которых, если верить слухам, Мариза родила от Микеле Солары. «Да, – тихо добавил Альфонсо, присоединяясь к приглашению жены, – приходите к нам как-нибудь на ужин – мы будем счастливы!» Его перебила Мариза: «Когда ты напишешь новую книгу, Лену? Мы все уже заждались! Только ты должна расти над собой; сначала все болтали, что твоя книга похабная, а видела, какую сейчас печатают порнографию?»