История о кошке: чёрная. Семья Цубасы - [22]

Ханекава Цубаса.

Староста моего класса.

Староста из старост – воплощение лучших качеств отличниц.

Косы и очки идеально соответствуют её внутреннему миру. Даже сегодня, во время Золотой Недели, она всё равно в школьной форме, полагаю, соблюдает школьные правила.

Она ужасающе умна и всегда получает высшие оценки – делает это очень легко. Имя девушки, которая запросто получает максимальный балл, хорошо известно среди её одногодок.

А ещё она вполне милая, честная и притягательная. Скажем так, эта пугающая старшеклассница была идеальным сверхчеловеком.

Лично я верю, что само слово «идеал» возникло из-за того, что древние пророки узрели Ханекаву в своих видениях.

Казалось, балбес вроде меня и эта девушка живём в разных измерениях, и я с ней не должен быть связан – однако на весенних каникулах между нами эта связь появилась.

Короче говоря.

Она спасла меня.

Она спасла мою жизнь.

Её доброта ударила по струнам в моём сердце – и в тот момент я стал её другом.

Кажется, она ошибочно сочла меня хулиганом (почему-то Ханекава не видела разницы между балбесами и хулиганами, она делала изрядное допущение, считая, что балбес – это обязательно прогульщик и хулиган), поэтому изо всех сил старалась перевоспитать меня, и из-за её влияния я оказался замом старосты, что довольно забавно.

В течение месяца после весенних каникул Ханекава удивительно хорошо ладила со мной.

Так хорошо, что я спутал это с любовью.

– Пф. Ладно, фиг с ней.

Судьба не одарила меня толпой друзей после того, как я стал старшеклассником. В каком-то смысле я был человеком, удивительно плохо чувствовавшим дистанцию, но всё же знал, что если ты встречаешь на выходных друга, ты должен его окликнуть.

Для друзей это нормально.

Я никогда не воспринимал дружбу всерьёз – однако сегодняшний день не похож на другие. У меня была важная миссия, я не мог подвести сестёр (хотя Карен особо ничего и не говорила), потому поехал к книжному.

Кручу и кручу педали.

А ещё так я защищу девушку – я об этом подумал, когда говорил с Цукихи. Отложим в сторону ее грудь, даже если бы я ничего не сделал, если бы что-то пошло не так из-за недопонимания, и я в итоге ей признался бы, Ханекаве было бы очень стыдно.

Хотя, скорее, вместо того, чтобы смущаться, она прочитала бы мне проповедь, пытаясь исправить ошибку.

Признаться и в ответ получить проповедь – унылая перспектива.

Хотя было бы забавно.

Услышу что-то в духе: «Ни в коем случае!»

Даже если забыть о моих ожиданиях, я правда хотел позвать Ханекаву, но поступком настоящего мужчины было сдержаться и стоически уйти.

До встречи, Ханекава.

Увидимся в классе после Золотой Недели.

К тому моменту я ещё подрасту как человек – может быть, ты в повзрослевшего меня даже влюбишься по ошибке.

Я крутил педали, и снова мои ноги остановились.

И не только ноги – я весь остановился.

– А?

Ханекава неожиданно повернула на углу и сменила направление – из-за этого я смотрел на неё спереди, в то время как секунду назад мог видеть только её бок.

Спереди.

И теперь я заметил большую повязку на левой стороне её лица.

У меня не было слов.

На её лице были следы лечения, на которые больно смотреть, от вида которых я потерял дар речи.

Левой половины лица не было видно.

Очевидно, царапину или синяк так лечить не станут – белая ткань, примотанная бинтом, полностью скрывала левую половину лица Ханекавы.

Не просто жалко.

А по-настоящему больно.

Больно даже смотреть.

Как будто пульсирующая боль передавалась прямо…

Нет.

Если бы это была обычная рана, я бы уже бросился к Ханекаве и позвал её.

Я должен беспокоиться.

Я должен спросить, что случилось, как она так поранилась.

Я бы спрашивал её, упала она или ударилась о фонарный столб, или что-то в таком духе.

Однако я оцепенел.

Видимо, я слишком много думаю.

Я выдумывал ужасные версии после дуэлей, в которых участвовал на весенних каникулах?

Например, большинство людей правши. А если бить человека по лицу правой рукой, то пострадает левая сторона…

– …

Но если забыть о повязке, Ханекава выглядела как обычно – косички, очки и школьная форма выглядели привычно и даже героически.

Даже героически.

А на деле напряженно.

Я не мог двигаться, оцепенел, и тогда Ханекава заметила меня.

Она заметила меня.

Я попался.

Вполне естественно – всё-таки теперь она смотрела не вбок, а прямо на меня. Я заметил Ханекаву, так что она не могла не заметить меня.

Я подумал, что это моя первая оплошность на Золотой Неделе. Я думал, это была ошибка. Я собирался уйти, не трогать её, собирался сделать вид, что не видел её, поэтому я должен был моментально исчезнуть.

Такой как я.

Должен был исчезнуть.

А раз я этого не сделал и застыл на месте, словно умственно отсталый, Ханекава сама заметила меня.

– Ой, – сказала Ханекава.

Она указала на меня.

– Приветик, Арараги-кун.

С этими словами она радостно подбежала ко мне.

– Ну, как у тебя дела?

Даже настроением она слишком походила на обычную Ханекаву, и потому

повязка на левой стороне казалась чёрной тучей.

– Приветик, ну, дела…

Голос, прозвучавший в ответ, не мог быть обычным. Мой голос казался пустым, и я, кажется, умудрился запнуться, сказав три слова.

– Хм. Ой.

В этот момент у Ханекавы было лицо человека, сделавшего ошибку.