История о царице утра и о Сулеймане, повелителе духов - [8]

Сулайман улыбнулся, но в улыбке его сквозила горечь; он охотно свернул бы шею птице, которая с непонятным упорством поклевывала его грудь в том месте, где находится у человека сердце.

– Худ-Худ пытается дать вам понять, что источник поэзии – здесь, – заметила царица.

– Я даже слишком хорошо это понимаю, – отвечал царь, – с тех пор как имею счастье созерцать вас. Но оставим этот спор; не окажет ли моя царица честь своему недостойному рабу, не соблаговолит ли осмотреть Терусалим, мой дворец и главное – храм, который я строю для Иеговы на горе Сион?

– Слава об этих чудесах разнеслась по всему свету; мое нетерпение может сравниться лишь с их великолепием, и вы окажете мне величайшую любезность, если не станете больше оттягивать удовольствие, которое я давно предвкушаю.

Во главе процессии, медленно продвигавшейся по улицам Иерусалима, шли сорок два барабанщика, и бой их барабанов был подобен раскатам грома; за ними следовали музыканты в белых одеждах, а дирижировали ими Асаф и Идифун; здесь было пятьдесят шесть – ударников с медными кимвалами, двадцать восемь флейт и столько же псалтырей, были цитры и, конечно же, трубы, инструмент, который Иисус Навин прославил у стен Иерихона. Далее в три ряда шли кадилоносцы; они пятились, покачивая золочеными сосудами, в которых курились йеменские благовония. Сулейман и Балкида восседали на мягких подушках в огромном паланкине, который несли семьдесят захваченных в войне филистимлян.

«Сеанс» закончился. Слушатели стали расходиться, обсуждая между собой перипетии сюжета, и мы условились встретиться здесь же завтра.

Храм

Рассказчик продолжал: Согласно желанию великого Сулаймана, город был при нем отстроен заново по безукоризненному плану: прямые как стрелы улицы, одинаковые квадратные дома – настоящий улей, все соты которого похожи друг на друга.

– На этих прекрасных широких улицах, – заметила царица, – ветер с моря, не встречая препятствий, должно быть, сдувает прохожих, как соломинки, а в жаркую погоду ничто не мешает проникать сюда солнечным лучам, и мостовые, наверно, раскаляются, как печи. У нас в Маребе улицы узкие, а натянутые между домами полотнища бросают на землю тень и сохраняют прохладу благодаря свежему ветерку.

– Однако от этого страдает симметрия, – ответил Сулайман. – Но вот мы и подошли к колоннаде моего нового дворца; чтобы построить его, потребовалось тринадцать лет.

Царица Савская посетила дворец и удостоила его своим одобрением, найдя жилище царя богатым, удобным, своеобразным и отмеченным печатью изысканного вкуса.

– План великолепен, – сказала она, – постройка изумительна, и я должна признать, что дворцу моих предков Химьяритов, выдержанному в индийском стиле, с квадратными колоннами и человеческими фигурами вместо капителей, далеко до этой смелости и изящества. Ваш зодчий – поистине великий художник.

– Все делалось по моим собственным указаниям, и я щедро плачу строителям! – с гордостью воскликнул царь.

– Но кто создал чертежи и планы? Кто тот гений, что так прекрасно воплотил ваши замыслы?

– Некий Адонирам, странный человек, немного дикарь. Ко мне его прислал царь Тирский, мой друг.

– Смогу ли я его увидеть, государь?

– Он избегает людей и чурается похвал. Но что вы скажете, царица, когда посетите храм Адонаи? Это уже не просто работа ремесленника – я сам составил план и выбрал материалы для постройки. Мне пришлось несколько ограничить свободу Адонирама, чтобы дать волю моему поэтическому воображению. Работы идут уже пять лет; понадобится еще два, чтобы довести творение до совершенства.

– Значит, вам хватит семи лет, чтобы построить достойный дом для вашего Бога, тогда как на жилище для Его слуги ушло тринадцать?

– Время здесь не играет роли, – возразил Сулайман.

Насколько Балкида восторгалась дворцом, настолько же храм вызвал ее неудовольствие.

– Вы перестарались, – сказала она, – и художнику не хватало свободы. Ансамбль несколько тяжеловесен и перегружен деталями… Слишком много дерева, везде кедр, эти выступающие балки… А каменная кладка словно давит всей своей тяжестью на деревянный настил приделов, и от этого конструкция кажется на взгляд недостаточно прочной.

– Моей целью было, – возразил царь, – благодаря резкому контрасту подготовить входящего к великолепию внутреннего убранства.

– Боже великий! – воскликнула царица, едва ступив за ограду. – Как много скульптур! Какие чудесные статуи, какие странные звери, и сколько в них величия! Кто изваял эти чудеса, кто отлил их?

– Адонирам; скульптура – его главный талант.

– Его гений всеобъемлющ. Но вон те херувимы слишком тяжелы; чересчур много золота, они велики для этого зала и подавляют все вокруг.

– Я и хотел, чтобы так было: каждый из них стоит двадцать талантов. Вы видите, царица, – все здесь из золота, а что дороже золота на земле? Эти херувимы золотые; колонны из кедра, дар царя Хирама, обшиты золотыми пластинами; золотом отделаны все перегородки; золотые стены будут украшены золотыми пальмовыми ветвями, наверху будет фриз с золотыми плодами, а на этих переборках я приказал повесить двести щитов из чистого золота. Алтари, столешницы, подсвечники, чаши, пол и потолок – все будет покрыто тонкими листами золота…