История о царице утра и о Сулеймане, повелителе духов - [34]

– Нужно поднять против него ремесленников!

– Они ждут жалованья; сейчас они не поддержат вас. К чему пускаться в столь рискованные затеи? Слова царя не испугали меня, напротив, я даже довольна; я предвидела их и ждала с нетерпением. Ступайте и не тревожьтесь ни о чем, любимый мой, Балкида будет принадлежать только вам, и никому другому!

– Прощайте же, царица; мне пора покинуть этот шатер, где я нашел счастье, о котором не мог и мечтать. Пора оторвать взор от той, что для меня дороже жизни. Увижу ли я вас еще когда-нибудь? Увы! И эти сладостные мгновения растают, как сон!

– Нет, Адонирам, скоро, скоро мы соединимся навеки. Мои сны, мои предчувствия совпадают с предсказаниями оракула; все говорит о том, что наш род не угаснет, и я уношу с собой драгоценный залог нашего союза. Верьте, я положу к вам на колени вашего сына, которому предназначено судьбой возродить наш славный род и избавить Йемен и всю Аравию от гнета слабосильных потомков Сулаймана. Теперь не я одна призываю вас: двойные узы привязывают вас к той, что вас любит, и вы вернетесь.

Растроганный Адонирам припал губами к руке, на которую упали слезы царицы, а затем, призвав на помощь все свое мужество, бросил на нее последний долгий взгляд, отчаянным усилием заставил себя отвернуться, опустил за собой полог шатра и вышел на берег Кедрона.

В своем дворце в Милло Сулайман, обуреваемый гневом и любовью, терзаясь то подозрениями, то преждевременными угрызениями совести, с тревогой ждал царицу, скрывающую под улыбкой свое отчаяние, а Адонирам тем временем, силясь похоронить ревность в глубинах своей печали, направился к храму, чтобы заплатить строителям, прежде чем взять в руки посох изгнанника.

Каждый из троих думал, что одержал верх над соперником, каждый считал, что проник в тайну другого. Царица таила свои намерения; Сулайман, которому слишком многое было известно, тоже скрывал это, и его изобретательное самолюбие еще нашептывало ему сомнения.

С высокой террасы Милло он следил за свитой царицы Савской, которая растянулась на извилистой тропе, ведущей в Емаф, а подняв взгляд, видел над головой Балкиды окрашенные пурпуром заката стены храма, где царил Адонирам: на фоне темных туч блестели их ажурные зубчатые гребни. Холодна испарина выступила на лбу и бледных щеках Сулаймана; расширенными глазами жадне всматривался он то вверх, то вниз. Наконец появилась царица в сопровождении слоях приближенных и слуг, которые смешались со слугами царя.

В этот вечер царь казался чем-то озабоченным, Балкида же была холодна и даже насмешлива: она знала, что Сулайман влюблен. Ужин прошел в молчании; царь изредка посматривал украдкой на свою сотрапезницу но чаще с притворным равнодушием отводил взгляд, словно избегая чарующих глаз царицы, а эти черные глаза то опускались, то смотрели томно, и затаенный в них огонь воскрешал в душе Сулаймана надежду, как ни старался он овладеть собой. Задумчивость царя говорила о том, что в голове его зреет какой-то замысел. Он был потомком Ноя, и царица заметила, что, как верный сын оповестил всех виноделов, он хочет почерпнуть в вине недостающую ему решимость. Придворные удалились; вельмож царя сменили немые слуги; царице прислуживали за столом ее люди и она, отослав савеян, оставила нубийцев, не знавших языка иудеев.

– Госпожа, – серьезно и торжественно начал Сулайман ибн Дауд, – нам с вами необходимо объясниться.

– Государь, вы предвосхищаете мое желание.

– Я думал, что, верная данному слову, повелительница савеян больше чем женщина, что она – царица…

– Вы ошибаетесь, – с живостью перебила его Балкида, – я – больше чем царица, государь, я – женщина. Кому из нас не случалось заблуждаться! Я считала вас мудреном., потом поверила, что вы влюблены… Не вас, а меня постигло жестокое разочарование.

Она вздохнула.

– Вы не можете не знать, что я люблю вас, – возразил Сулайман, – иначе вы не злоупотребляли бы вашей властью и не попирали бы ногами преданное вам сердце, которое в конце концов неизбежно взбунтуется.

– В том же могла бы упрекнуть вас и я. Вы любите не меня, государь, вы мечтаете одари – це. Но скажите откровенно, в том ли я возрасте, чтобы желать брака по расчету? Да, правда, я хотела заглянуть в вашу душу: женщина одержала верх над царицей и, отринув государственные соображения, пожелала насладиться своей властью; быть любимой – вот о чем она мечтала. Оттягивая час исполнения обещания, которое вырвали у нее столь внезапно, застигнув врасплох, она подвергла вас испытанию: она надеялась, что лишь ее сердце вы хотите завоевать; увы, она ошиблась. Вы стали требовательны, действовали угрозами; вы прибегай к недостойным уловкам, вступив в тайные переговоры с моими слугами, и теперь вы больше господин над ними, чем я. Я мечтала о супруге, о возлюбленном, но боюсь, что получу лишь властного хозяина. Вы видите, я вполне откровенна с вами.

– Если бы Сулайман был вам дорог, разве не простили бы ему оплошности, единственной причиной которых было сжигавшее его нетерпение, ибо ни к чему он так не стремился, как принадлежать вам? Но нет, вам он ненавистен, и он не владеет…