История нравов. Галантный век - [94]

Однако тип мужа, услужливого из чисто эгоистических соображений, встречается во всех классах и слоях. Он то и дело мелькает в мемуарах знаменитых виверов XVIII века. Большинство из них пользовались таким успехом только потому, что мужья предупредительно играли роль тайных режиссеров. По-види мому, особенно обычным явлением это было в среде купечества, именно в тех отраслях торговли, которые находили потребителей в имущих классах. Таковы были, например, продавцы модных вещей и галантерейного товара. Здесь установился обычай, в силу которого жена обслуживала мужчин-клиентов: она приходила на квартиру модника предложить полученные новинки. Если ей удавалось убедить клиента своей пикантностью и расположить услужливостью так, что тот не только покупал, но и платил вдвойне, покупал и тогда, когда товар становился все дороже, то она приобретала репутацию ловкой купчихи, и ее мужу можно было только позавидовать. А муж, естественно, гордился таким сокровищем, хотя знал, что порой клиент платил за товар, которого он и не думал поставлять.

Также часто встречался этот тип среди среднего и мелкого чиновничества. Все отличие здесь состояло лишь в том, что на место клиента-покупателя становился начальник или покровитель. Если жена или дочь были достаточно любезны с начальником, то можно было освободиться от части работы, закрепить свое положение, авансировать и получить тепленькое местечко. Такие случаи были столь часты, что можно без преувеличения сказать: таков был путь, которым тогда обычно чиновники делали карьеру. Но и в солидном с виду бюргерстве встречалось множество семейств, где муж с удовольствием наблюдал, как жена становится любовницей состоятельного друга дома. Он сам уже давно направлял мысль жены в эту сторону добрыми советами: ты должна ухаживать за господином таким-то, будь с ним любезна, его рекомендация может нам сослужить большую службу и т. д. Подобные советы и фразы были в этой среде стереотипными. Не менее стереотипно было, однако, и царившее здесь лицемерие. Нигде так не возмущались пороком, гулявшим по улице в неприкрытом виде.

Из всего этого вытекало в конце концов неизбежное последствие. Узаконение метрессы как общественного института узаконивало и рогоносца. Последний все более переставал быть комическим лицом. Напротив, его прославляли как единственный прочный фундамент крепкого семейного счастья и как лучший фундамент, который только можно выбрать. Комическим лицом был лишь тот муж, который сделался рогоносцем против желания… А отсюда следует, что звание рогоносца становилось в эту эпоху своего рода профессией. Фигура Schanddeckel’a (ширмы позора) — человека, который за деньги, положение или место прикрывает своим именем незаконную сделку, — появилась, правда, в эту эпоху не впервые, зато сделалась типичной.

И этот тип также встречается во всех классах. «Придворный женится на любовнице государя, чиновник — на любовнице начальника, слуга — на любовнице господина». В эту эпоху подобный тип был даже неизбежной фигурой. В нем нуждались в тысяче случаев: чтобы восстановить честь дамы и поднять ее в глазах общества, чтобы узаконить незаконных детей, чтобы удобнее вдвоем наслаждаться. В качестве жены обер-амтмана (окружного головы) или пастора какой-нибудь граф всегда мог иметь возле себя хорошенькую особу, доставленную ловким сводником, и притом так, чтобы она не стесняла его, а мужа можно было, в крайнем случае, обязать воздержаться от своих супружеских прав. Ибо и на это нередко соглашался интересующий нас тип, если только он умел соблюдать свои интересы. Упомянем как о наиболее известном историческом примере о сообщаемом Пелльницем договоре, по которому барон Эстерле уступал свою жену курфюрсту Саксонскому Августу. В этом трактате говорится: господин фон Эстерле «обязан совершенно отказаться от своих супружеских прав и никогда не находиться в супружеских сношениях с женой», если же у жены будут дети, сыновья и дочери, то «он обязан их усыновить, и они должны носить имя и герб графа Эстерле».

Первым условием повышения в чине чиновника была часто обязанность жениться на отставной метрессе начальника, от которого зависело это назначение. А если принять во внимание массовое потребление некоторыми господами любовниц, то неудивительно, что существовали целые феодальные округа, где вообще какое бы то ни было место можно было получить, только женившись на гаремной даме властителя округа. Кто на это был неспособен или не имел денег купить себе место, тот всю жизнь тщетно ждал декрета. Однако нужда делала большинство благоразумными, а в некоторых пробуждала и прямо желание очутиться в таком положении.

Один швабский пастор писал своему коллеге: «Жениться на беременной метрессе патрона кажется многим высшим счастьем, которое только может выпасть на их долю». Особенно часто слышим мы, что именно таким путем добивались места священники. «Попадья брала уроки конфирмации на ложе господина графа», — эта фраза была долгое время на юге Германии очень популярной поговоркой. Существовали и другие такие поговорки.

Если профессия фиктивного мужа чрезвычайно прибыльна, то в эту эпоху она не считается и бесчестной, особенно если муж не скрывал своей роли. Менее же всего она бесчестила человека, если он был когда-то или все еще оставался товарищем по ложу государя. Когда руку г-жи Лавальер вместе с миллионным приданым предложили некоему барону Варда, то он отклонил предложение не из чувства собственного достоинства, а только потому, что находил сумму слишком незначительной, так как в письме к своей собственной метрессе, графине Суассон, он выражал принципиальное согласие следующими словами: «Мой отец, покойный граф Море, один из наиболее достойных уважения французов, женился на метрессе Генриха IV, от брака с которой я и произошел. Судите сами, мне ли противиться! А так как я совершенно равнодушен к г-же Лавальер, то король доставил бы мне большое удовольствие, если бы продолжал с ней свою связь».