История новоевропейской философии - [8]

И дабы эту слабость как‑то компенсировать, он вводит четвертое правило — правило энумерации. Enumeratio, в переводе с латинского — «перечисление». Иногда это правило еще называют правилом индукции, имея ввиду здесь перечислительную индукцию — не путать с бэконовской индукцией. Вот это правило при внешней его неброскости имеет весьма существенный характер. Дело в том, что иногда декартовскую философию трактуют как такой, действительно узкий рационализм — вот поставил разум на столбовую дорогу, запустил механизм и он дальше сам будет ехать. Это не так. Так действует божественный разум, может быть, но никак не человеческий.

Самым таким понятным примером дедукции, кстати говоря, для Декарта являются арифметические вычисления с большими числами. Когда мы разлагаем проблему на несколько частей — когда мы считаем столбиком — действует второе правило. Каждое из проведенных действий теперь для нас обретает интуитивный характер. Допустим, 1257 сложить с 2636 не так просто, правда? Но если выписать это, разбить на отдельные действия, складывать придется уже числа в пределах одного десятка и здесь будет все интуитивно. А потом мы все это сгруппируем, тоже интуитивно, и получится правильный результат — теорема в данном случае. Имейте в виду, что для Декарта примером дедукции являются по преимуществу арифметические вычисления. Но даже здесь мы можем ошибаться, в счете мы же ошибаемся — бывает, бывает. А что ж уж говорить о более глубоких сложных философских дедукциях, если даже в таких бывают сбои.

Поэтому нужна какая‑то коррекция. Какая может быть коррекция? Да очень простая: надо возвращаться просто постоянно к тому, что мы делаем, смотреть, проверять себя, короче говоря, пересчитывать. Вот пересчитал сдачу — значит все, не обманывает магазин. Так же мы должны делать и в философии. Но, является ли вот такой пересчет, проверка, составление списков всех этих, выводов, систематизаций, — могут ли они являться достаточной гарантией того, что не сделано ошибок? Декарт отвечает: не может. Почему? Да потому, что каждая такая проверка, в свою очередь, может что‑то упускать — сама может быть ошибочной. Как же быть? А приходится прибегать к новым проверкам. Но и они могут быть ошибочными. Короче говоря, Декарт считает, что чем больше проверок, тем выше достоверность того, что наши дедукции правильные. Но полной достоверности того (особенно в длинных дедукциях), что они совершенны, мы никогда не получим. Можем лишь стремиться к этому идеалу, но достичь его мы не в состоянии. Поэтому, можно сказать, что философское знание (да и не только философское, но и математическое) имеет, как ни странно, по Декарту индуктивный характер, потому что его вероятность базируется на энумерации, а энумерация — это вот индукция, по большому счету.

— А что такое индукция?

Ну, перечисление, теперь просто вот эмпирическим таким путем будем смотреть — сначала мы такое звено, такой шаг сделали в дедукции, смотрим правильно/неправильно — вроде правильно; идем дальше, здесь тоже правильно? — правильно; и так мы проходим по всей цепи. Но что‑то опять можем упустить; если можем упустить, выстраивая первоначальную цепь, почему не можем упустить при проверке? То есть чем больше проверок, тем больше вероятность, что мы ничего не упустили, но она не может быть 100процентной, как ничто эмпирическое (а энумерация носит эмпирический характер). Она не может дать окончательного решения, окончательной всеобщности. Вот этот момент некоторой двусмысленности дедукции надо иметь в виду. Конечно, бывают короткие дедукции, которые мы можем ухватывать целиком. Такие дедукции, по большому счету, являются как бы интуитивными дедукциями: если все звенья интуитивны, то здесь вероятность ошибки вообще отсутствует.

К счастью, некоторые важные философские рассуждения как раз весьма короткие, непродолжительные, имеют мало звеньев. Поэтому их можно охватить единым взором и, по сути, исключить недостоверность; но окончательно это или нет, все‑таки остается неясным по Декарту. Но и в любом случае только одно понятно: хотя философское знание, получается, носит вероятностный характер — именно в силу возможности ошибки и эмпирического характера проверки — но в обыденном языке оно, конечно же, заслуживает титула аподиктического знания — вот в чем дело. Ясно, что здесь высшая из возможных достоверностей присутствует, но самых строгих критериев достоверности не выдерживает даже она. Поэтому всегда надо определяться, на каком языке мы говорим о философской вероятности, о философских и математических дедукциях. Если на строгом — то тогда это знание вероятностно, если на обыденном — то тогда оно аподиктично, а вероятностным будет считаться совсем другое, построенное по совсем другим законам.

Ну, я уже говорил вначале, что чем дальше простираются наши дедуктивные цепи, тем больше мы ощущаем необходимость подключения опытного познания, то есть можно сказать, тем больше становится роль энумерации, индукции уже в ее буквальном понимании, в ее буквальном смысле. Кстати, энумерации бывают двух видов, по Декарту — энумерация классификационного характера — вот о ней как раз идет речь во втором правиле. Вообще, получается, что энумерация дважды появляется в декартовском методе: первый раз во втором правиле анализа (кстати, анализ, разложение, систематизация — это тоже виды энумерации), а второй раз в четвертом правиле — это такая уже перечислительная энумерация, имеющая более узкую задачу проверить правильность построений. Ну, еще там различные членения, рубрики, вводит Декарт: может быть полная энумерация и достаточная для членения конкретных вопросов. Полную классификацию осуществить, как правило, невозможно, поэтому надо выбирать базисные вопросы, и именно в них разбираться в первую очередь.