История Ности-младшего и Марии Tоот - [40]

Особо доверенным лицам раздали тухлые яйца, — словом, все шло отлично, и торжественная встреча неминуемо должна была превратиться во всевенгерский скандал, а остальное пойдет уже само собой. Комиссия сопротивления поставила на ноги широкие слои оппозиции, а подстрекательной комиссии удалось даже вытащить овечку-другую из отары Ности. Так произошло, например, с Тамашем Вером, который в последнюю минуту отказался произносить приветственную речь. Но, увы, всегда находятся подлые люди — вице-губернатор Полтари согласился произнести ее, поэтому вся ненависть обрушилась на него (погоди, погоди, песья морда, будут еще и выборы вице-губернатора!).

Люди съехались со всего комитата, и, хотя губернатора ожидали только часам к пяти, народ сразу после обеда запрудил всю дорогу от улицы Чипке до комитатской управы. Из окон выглядывали прелестные женские головки. «Да, здесь прольется цветочный ливень, — заметил Йожеф Демецкий, глава комитатской оппозиции, — но только цветы будут падать вместе с горшками».

Перед скобяной лавкой «Кленпа и Коми» выстроились веницейские дворяне-однодворцы — самый драчливый народ во всем комитате — и запели свою зажигательную боевую песню:

Гей, десять поросят бегут За жирною мамашей. Но Драшкоци уж тут как тут: Идет, дубинкой машет…

Никогда бык не придет в такую ярость от красной тряпки, как веницейский дворянин от этой старинной хмельной выборной песни.

Из тех, кто захватил улицы, только очень немногие отправились к четырем часам на вокзал. Полицмейстер Карой Чиз ехал верхом на своем сером коне и временами покрикивал на стоявших кучками беспокойных людей:

— А ну, земляки, порядок, порядок соблюдайте! Кто его нарушит, тому пятки к голове привяжу.

Это значило, что он тоже был креатурой графа Топшиха и не возражал против небольшого скандала.

Родня Ности ехала к вокзалу, кто на четверке лошадей, кто на чем. Затем следовал пустой экипаж губернатора. На козлах восседал гайдук с болтавшейся на боку пестрой сумкой. Четыре раскормленных мерина спесиво вскидывали головы. (Туда-то еще. так-сяк, а вот как обратно поедут!) Потом показался бургомистр, глубоко втянувший седую голову в воротник. (Стыдно, должно быть, бедняге!)

Но к чему подробно описывать выезд, если мы и так знаем, что въезд не состоялся. Правда, ночной сторож, посланный на колокольню церкви св. Эржебет, подаст знак, когда поезд завернет в Бонтоварское ущелье и подойдет к станции; на Денгейской горе грянут выстрелы из мортир, поджидающую толпу охватит веселая тревога, лихорадочная суета, когда же напряжение достигнет высшей точки, прибудет весть и удручающим ропотом пробежит через всю толпу.

— Новый губернатор не приехал, отстал от поезда! Разочарованные люди будут браниться, сердиться, сбиваться

в кучки, гадать, как это произошло: предательство это или только случайность, лиса оказалась проворной и выскочила из капкана или главари устроили все так неловко.

— Да, сам господь бог стоит за больших господ, — заметит разгневанный чеботарь-политик Габор Тари.

И пройдет слух, что депутат Ности, разозлившись, хотел отколотить ножнами кондуктора и машиниста: стало быть, произошла все же «случайность»…

Председатели, вице-председатели и секретари различных подкомиссий носились как шальные, чтобы удержать народ. Толковали, что губернатор непременно приедет, только пока неизвестно когда, что на окраине города выставят конный патруль, дабы он оповестил вовремя. Рассказывали, что секретарь губернатора послал за ним экипаж в Рекеттеш, но ведь может случиться, что губернатор не станет дожидаться и вызовет особый поезд. Словом, к вечеру он прибудет непременно, поэтому расходиться не следует.

Въехать в город он может не иначе как по этим улицам, так что его не упустят. Ни с какой другой стороны в город ему попасть не удастся, потому что летать он не умеет, хотя и породил его двуглавый орел.

Но каприз толпы все равно что порох, им можно выстрелить только раз. Земляки пожимали плечами. А им-то что? Черта с два будут они зазря стоять здесь, вытянувшись в струнку! Что ж, до Судного дня беречь им в карманах тухлые яйца? Эх швырнем в кого попало — в такой толпе жертва найдется! Да хоть в полицейского, на худой конец! И началось — полетели яйца, поднялся шум, хохот. Ученикам мастеровых тоже захотелось пустить в ход свои рогатки, им попадались по дороге разные мишени, но самым великим наслаждением для них было слышать, как с дребезгом летели оконные стекла. У веницейских дворян глотки пересохли, и пришлось им заскочить к «Двум гренадерам», где они все передрались. Эх, хороший урожай соберут здесь завтра доктора — одних судебно-медицинских протоколов сколько напишут!

Так как дела конституционные не обходятся без угощения, вечером весь город веселился. Поражение вызывает такую же жажду, как и победа. Не только корчмы и рестораны набились до отказа приезжим и местным дворянством, но и в частных домах устраивались большие возлияния. Господам, прибывшим на комитетское собрание, оставалось только выбирать из полученных приглашений. Представителей оппозиции пригласил на большой вечер адвокат Лиси, а управляющий имением графа Топшиха устроил бал, где помрачневшие главари обсуждали внезапный поворот событий и свои возможности на завтрашнем: комитетском собрании. Но молодежь отплясывала так весело, будто губернатора и в самом деле убили при въезде и он лежит теперь на катафалке, окруженный горящими восковыми свечами.