История Наташи Кампуш - [16]

Ханна Арендт, еврейский философ и историк, автор фразы «банальность зла» — сказанной об эсэсовце Адольфе Эйхмане, когда его судили в Иерусалиме за беспрецедентные преступления, в числе которых было и удерживание в качестве заложников двадцати одной тысячи венгерских евреев в концентрационном лагере в Штрасхофе, находившемся всего лишь в нескольких минутах ходьбы от Хейнештрассе, — без труда могла бы отнести ее и к Вольфгангу Приклопилю.

Большинство его поступков, его проявления личности, несомненно характеризовали его как особенного, но тем не менее все в нем кричало о серости, а вовсе не о зле. Ничто не указывало на хищника, каковым он стал. Он был зауряден.

Благодаря своему поведению, укрыванию под личиной простоты, Приклопиль в конечном счете и смог воплотить то, о чем мечтают все злоумышленники: совершенное преступление.

Пашингер рассказал, что однажды Приклопиль «в бешенстве» позвонил в муниципалитет, потому что живую Изгородь у его дома подстригли слишком основательно, «из-за чего стало легче заглядывать в сад». Он продолжил: «Тогда никто не задумался почему. Он был не из тех, кто выделялся, и подлинное положение вещей даже представить было невозможно. Подобное случается только в Америке, думали мы. Но мы позабыли простую истину— злые люди не выглядят злыми».

Другой сосед, Вильгельм Ядерка, сообщил: «Мы его даже не замечали. Он никогда не показывался в местной пивнушке». Другой, Франц Цабель, предположил: «Штрасхоф больше уже не деревня. Многие переезжают, многие вообще не хотят иметь с кем-либо дел. Поэтому-то люди их и не замечают или же замечают слишком поздно».

В доме номер 30 по Рутерштрассе, где он раньше жил и где долгое время проживала его мать, пока ей не пришлось скрыться из-за бурных событий 2006 года, соседка Шарлотта Страк вспоминала Вольфганга как робкое создание, боявшееся ее собак.

Он ужасно боялся моих собак, Амора и Нандо, хотя каждый в нашем доме знает, что они никогда не укусят. Когда мне случалось проходить с ними мимо него, он вжимался в стену, чтобы быть от них как можно дальше, и бледнел. А иногда кричал, чтобы я убрала своих собак.

Когда он переехал в Штрасхоф, он раз в неделю навещал свою мать. Ну, мне кажется, что больше донимал, чем навещал. Сквозь потолок мне было слышно, как он кричал и помыкал ею. Он обращался с ней как с рабыней.

Эрнст Винтер, монтер связи на электронном гиганте «Сименс», в период с 1977 по 1981 год проходивший с Приклопилем программу обучения компании, также вспоминал «странность», что выделяла его приятеля как особенного, — его отсутствие интереса к девушкам. «Он просто никогда не говорил о девушках, что для нас, парней, в то время было необычно. Чуднó. Единственной известной мне его страстью были автомобили. Он начал принимать участие в автогонках с семнадцати лет. Думаю, это произошло еще до того, как он получил водительские права».

Винтер также вспоминал: «Вольфганг всегда был тихим и предпочитал оставаться в тени. Мы все только и хотели, чтобы поскорее закончить работу, а он не очень-то и спешил. Был очень доскональным и точным».

Во время обучения на «Сименсе», в 1981 году, Приклопиль отбывал восьмимесячную воинскую повинность. Австрийские законы по защите информации запрещают Вооруженным силам сообщать какие-либо подробные сведения, однако доподлинно известно, что он проходил службу в казармах Марии Терезии в Вене, где во время войны расквартировывались войска СС; он использовал свои навыки в электронике в качестве специалиста по системе связи разведки. Он просил о назначении в дивизион радиоразведки, но никогда не принимал участия в маневрах и вообще не покидал часть на какой-либо продолжительный срок. Приклопиль проживал в казарме только первые шесть недель службы, и соседи вспоминают, что он приезжал домой почти на все выходные, обычно с сумкой грязного белья, которое должна была постирать Вальтрауд. После же этих шести недель на протяжении оставшихся шести с половиной месяцев воинской повинности он всегда возвращался домой.

Согласно всем показаниям, его отношения с отцом были тяжелыми. Будучи любителем спорта и компанейским человеком, частенько наведывавшимся в местную пивную, Карл Приклопиль находил отшельнические занятия своего сына странными. Принимая во внимание слухи, что позже ходили о нем, когда он жил один с матерью, — что он либо латентный, либо явный гомосексуалист, — нетрудно вообразить те споры, что возникали между прямым, консервативным отцом и сыном, которого он до некоторой степени воспринимал как ненормального.

Ненормальным он, несомненно, был, но не в том роде, что подозревал Карл.

Франц Трнка, сорока девяти лет, работавший с Приклопилем в период между 1983 и 1991 годами в венской электронной компании «Капш», обслуживающей австрийскую телефонную сеть, — Приклопиля уволили из «Сименса» по сокращению штатов — высказался о нем весьма неожиданно. В отличие от большинства знакомых Приклопиля, описывавших его как застенчивого, Трнка считал его «грубым хвастуном», неподготовленным встречать лицом к лицу жизненные трудности. Он также заявил, что у похитителя был комплекс неполноценности перед женщинами.