История Наполеона - [46]

собравшиеся, Бонапарт предался всей горячности своего характера

и громким голосом вскричал: "Вот дела якобинцев; якобинцы хотели

убить меня!.. В этом заговоре нет ни дворян, ни шуанов, ни духовенства!.. Я старый воробей, и меня не обмануть. Заговорщики просто бездельники, люди в грязи и лохмотьях, которые постоянно бунтуют против всякого правительства. Это версальские убийцы, разбойники 31 мая, прериальские заговорщики, виновники всех

преступлений, замышленных против властей. Если уж их нельзя

усмирить, то надобно раздавить; надобно очистить Францию от этой

негодной дряни. Нет пощады таким бездельникам!.."

Почти то же самое повторил Бонапарт и в ответе своем депутатам департамента Сены; но печальнее всего было то, что за этим последовала казнь несчастных, увлеченных и преданных Гаррелем, и изгнание из отечества ста тридцати граждан, подозреваемых в слишком явном неблагорасположении к консулу. Министр полиции Фуше, которому надо же было оправдаться в том, что он не успел открыть и предупредить заговора, всех более настаивал на наказании мнимых преступников; и меры, им предложенные, были легко одобрены первым консулом, в котором он уже давно возбуждал подозрения на республиканцев. Но через месяц после этого происшествия узнали, что адская машина была устроена Карбоном и Сен-Режаном: их осудили на смерть и казнили. Однако же казнь настоящих виновных ничуть не изменила участи невинно изгнанных, которые, во время проезда своего через Нант, едва не сделались жертвой ярости черни.

Со всем тем, такая диктаторская управа встретила немногих порицателей: до того тогдашнее общественное мнение было в пользу Наполеона. Однако же адмирал Трюге позволил себе некоторые замечания, в которых жаловался на то, что в некоторых брошюрах проповедуют возвращение к монархии и наследственной власти. Это был намек на брошюру под названием Параллель между Цезарем, Кромвелем и Бонапартом, которая была издана под покровительством Министерства внутренних дел и, очевидно, казалась назначенной к тому, чтобы посмотреть, как примет народ новое изменение формы правления, замышляемое Наполеоном.

ГЛАВА XIII

[Учреждение специальных присутственных мест. Публичные работы. Люневильский трактат. Поощрение наук и промышленности. Мир с Испанией, Неаполитанским королевством и Пармою. Конкордат. Амьенский мир. Те Deum в соборной церкви Парижской Богоматери.]

Сочинения, пущенные в ход для того, чтобы выведать мнение народа, приняты публикой не так, как бы можно ожидать, судя по общему расположению, которым пользовался первый консул, и поэтому принята благоразумная мера скрыть официальность этих сочинений и отсрочить исполнение намерения, на которое они намекали. Но адская машина подала повод к учреждению специальных судов и изъятых из действующего общего закона расправ, сделавшихся орудиями к быстрому развитию верховной власти, которую первый консул уже на самом деле сосредоточил в своих руках. Это опасное учреждение породило смелую оппозицию некоторых должностных лиц, как, например, Бенжамен-Констана, Дону, Женгене (Ginguene), Шенье, Иснара (Isnard) и других. В сенате нашлись также три-четыре великодушных человека: Ламбрехт, Ланжюпне, Гара и Ленуар-Ларош, которые восстали против этой меры. Но в пользу желаний первого консула было такое большинство голосов, что желания эти легко были облечены в законную форму.

Вместе с приведением в исполнение своих честолюбивых замыслов Наполеон не забывал, однако, заботиться об истинно полезных для общества делах. По всей Франции проводились новые дороги и новые каналы; художества возрождались с новым блеском; ученые открытия поощрялись; торговля и промышленность открывали себе пути, до сих пор неизвестные.

Семнадцатого января 1801 повелено возобновление действий Африканской Компании, и первый консул, переносясь мыслью от атласа к Альпам и объемля своим прозорливым взором всю пользу просвещения, в тот же день дал приказание генералу Тюрро председательствовать в комиссии, назначенной для построения прекрасной симплонской дороги.

Девятого февраля был в Люневиле подписан мирный договор с державами континента. Бонапарт воспользовался этим случаем, чтоб обвинить лондонский кабинет и представить его, как единственное препятствие к всеобщему умиротворению. В письме своем к Законодательному собранию он сказал: "Остается жалеть, что этот мирный договор не объемлет всех частей света. По крайней мере, таково было желание Франции, и такова была постоянная цель усилий ее правительства; но все эти усилия оказались тщетными. Европа знает, как действовало английское министерство, чтобы расстроить и само заключение люневильского трактата". Вслед за тем, в ответе своем на поздравления Законодательного собрания, Наполеон дал почувствовать, что в уме его уже рождается гигантский замысел введения континентальной системы; он говорил: "Все державы континента согласятся между собой, чтобы принудить Англию идти по пути умеренности, справедливости и здравого рассудка".

Бонапарт, радуясь восстановлению во Франции внутреннего спокойствия, которое предшествовало заключению внешнего мира, поспешил выразить свое удовольствие по случаю согласия, замеченного им между жителями разных департаментов, которые он объехал; говоря об этом, он промолвил: "Итак, нечего слушать необдуманных речей некоторых ораторов". Эти слова были намеком на смелые речи, произнесенные во время прений об учреждении специальних присутственных мест.