История моей жизни - [20]

До самого обеда брожу по городу и учусь читать. И когда овладеваю такими многосложными словами, как: «ма-ну-фак-ту-ра, коло-ни-аль-на-я, цы-рюль-ня», — моей радости нет границ. Мне хочется бежать домой и рассказывать Станиславу, Оксане и всем, как я научился читать.

На Малой Бердичевской сталкиваюсь с Иосифом Розенцвейгом.

Он важно шествует, спрятав руки в карманы шинели. За спиной висит на желтых ремешках черный ранец. Лицо бледное, маленькое, и только кончик носа краснеет от холода.

— Здравствуй, Йоселе! — приветствую гимназиста.

Розенцвейг удивленно смотрит, но тотчас же узнает меня и растягивает тонкую кожу лица в улыбку.

— Где учишься? — спрашивает Иосиф, внимательно разглядывая мою шинель, фуражку и башмаки.

— Нигде еще… Жду метрики… Как пришлют, так сейчас же поступаю в институт. Сегодня читать научился. По вывескам научился…

— Кто показывал?

— Никто… Сам научился… Не веришь?‥ Давай любую вывеску — прочитаю.

— И афишу читать можешь? — спрашивает Розенцвейг.

— Что такое афиша?

— Да вот, что висит на заборе, видишь? Там напечатано о театре… Вот прочти, ежели грамотный.

Мы подходим к афише.

Впиваюсь в черные буквы и не совсем уверенно объясняю, что читать умею, но не быстро.

— Пожалуйста, я не тороплю тебя: читай, как умеешь, — говорит Иосиф, втягивая голову в поднятый воротник шинели.

Напрягаю память, зрение, складываю сначала про себя, а потом уже довольно четко произношу:

— Драматический театр, Гарин, «Король Лир», «Разбойники». Какие разбойники? — с непритворным удивлением спрашиваю я.

— Обыкновенные… Ну, как бы настоящие… Актерские… завтра я их увижу: с сестрой Эсфирью пойдем в театр… Билет стоит тридцать копеек. Вчера Яков ходил с Гришей… «Отелло» видели, а завтра мы увидим «Разбойников»… Неужели ты не видел?

Я не понимаю, но заинтересованно допытываюсь:

— И ты не боишься?

— Кого?

— Разбойников?

— Чудак… Ведь это же на сцене!‥ Не понимаешь?‥

— А что такое Гарин? — продолжаю допытываться.

— Гарин — великий актер… Мой брат Гриша говорит, что Гарин — самый великий на свете… Он так представляет, что взрослые плачут. Ну, я озяб… Побегу домой… А ты молодец, что читать научился. До свидания!

И неожиданно Розенцвейг протягивает руку.

Осторожно и почтительно пожимаю холодную тонкую руку и невольно приподнимаю плечи, чтобы казаться выше ростом.

— А где оно находится, это представление? — спрашиваю я в надежде хоть издали увидеть таинственную штуку.

— Не представление, а театр… Наш переулок пройдешь до конца, а там посреди площади театр стоит…

Я благодарю, кланяюсь и стараюсь быть почтительней, хотя я вдвое сильнее его.

— Если хочешь, — говорит Розенцвейг, — приходи к нам… Будем с тобой играть… У нас много книг с картинками…

— А разве можно? — спрашиваю я, удивленный и обрадованный неожиданным приглашением.

— Отчего нельзя?‥ Ты прилично одет и читать умеешь… Мама моя позволит…

Иосиф сворачивает в переулок и бежит вприпрыжку, чтобы согреться. Я некоторое время гляжу ему вслед, а затем догоняю его…

— И я с тобой… Хочу театр посмотреть…

— Что же, беги… Там интересно, — говорит Розенцвейг не останавливаясь.

Мы бежим рядом. Из вежливости стараюсь не обгонять его. А встречные, наверно, думают, что и я гимназист. У ворот дома, где живут Розенцвейги, мы расстаемся. Я бегу дальше.

Вот и конец переулка. Передо мною обширная площадь с большим каменным зданием посредине.

Пристально глядя, я вижу вывеску и читаю: «Городской театр».

Подхожу ближе. Дом хороший, крепкий, но без окон.

Обхожу вокруг здания и вижу изрядную кучу мальчишек и девчонок. Среди них немало гимназистов.

— Что здесь? — спрашиваю я.

— Здесь, — отвечает один из мальчуганов, — делают обрезание спрашивающим дуракам.

Раздается дружный смех. Я сконфужен, теряюсь и не знаю, куда деваться. В это время со стоном и оханьем открывается тугая дверь, и появляется высокого роста мужчина с синими пятнами на щеках и верхней губе.

При появлении этого человека среди гимназистов происходит движение, и я слышу шопот:

— Вот он!‥ Это сам Гарин!‥

Бритолицый обводит нас большими серыми глазами, толстые губы складываются в улыбку, а затем он обращается к нам густым и низким голосом:

— Кто из вас хорошо понимает по-русски?

— Я понимаю! — неожиданно восклицаю я и чувствую, как загорается мое лицо.

— Ты?‥ Очень хорошо… Ну-ка, давай познакомимся. Я — артист Гарин, а тебя знаю, как зовут: Мишка… Не спорь, пожалуйста… Мишка — и никаких чертей!‥

Я подхожу к нему вплотную и головой чуть ли не касаюсь его колен.

— Ну, Мишка, пойдем ко мне, — говорит Гарин и широко открывает дверь.

Я следую за ним.

Попадаю в странное, никогда еще не виданное мною помещение.

Вместо потолка на длинных палках висят какие-то полотнища, выпачканные зеленью. По бокам висят веревки. Всюду стоят огромные картины, изображающие деревья, горы, избушки и палисадники. На досчатом полу — будка с полукруглым отверстием.

Выбираемся из этих груд наваленного хлама и попадаем. в широкий коридор. По обеим сторонам — комнаты, и в каждой из них вижу зеркало, стол и табуретки.

Следую за Гариным и никак не могу понять, что здесь такое.

Какие-то люди шмыгают мимо нас, торопятся и кричат друг на друга. Где-то стучат молотки и шуршит пила.