История меланхолии. О страхе, скуке и чувствительности в прежние времена и теперь - [80]

Шла постоянная невидимая глазу борьба. Но борьба с чем? «Называть это болезнью вряд ли правильно, ведь диагноз не поставлен». Вайс пробует на вкус слово выгорание и считает, что от него веет безнадежностью. Что сгорело, то сгорело. А еще ему кажется, что это слово из лексикона среднего класса.

Постепенно Вайсс возвращается к жизни. «Иногда я думаю, что происшедшее было длительным и болезненным процессом взросления, который в моем случае потребовал истощения всех сил вплоть до психического выгорания».

Без языка

Про выгорание говорят: «новый способ быть несчастным»³³. Возник новый тип, или, скорее, образ личности, столь хрупкой, что ее могут раздавить серьезные нагрузки.

Если рассматривать выгорание как меланхолию, с точки зрения утраты, его можно определить как утрату баланса между требованиями и возможностями. Но при чем тут усталость? Может оно иметь другую форму, более бунтарскую, или нет, или оно является разновидностью другого, хорошо известного обществу состояния — депрессии? В отличие от меланхолии, которая всегда принимает образ, подкрепленный общественными установками, выгорание противоречит современным требованиям контроля и самоконтроля. Выгорание не предполагает контроля, это спонтанные выплески телесных симптомов. Как в классической меланхолии. Но у выгорания нет своего языка, и это сближает его с депрессией. Возможно, в основе данного состояния лежит более серьезная проблема амбиций, которые служат для человека мерилом собственного достоинства, стратегией жизни. Когда они пропадают, образуются вакуум и, в прямом смысле слова, немота.

Одного пациента спросили, можно ли понять, что такое выгорание, и он ответил: «Если вы сами его не пережили, нет». — «Почему нет?» — «Потому что многое я не могу объяснить, не знаю слов... Таких слов нет»³⁴.

АНОМИЯ >43 : РАСТЕРЯННОСТЬ

«В универмаге Реек&С1оррепЬи^ я поднялся на эскалаторе на верхний этаж, где продавалась одежда модных марок. Здесь царил дух элегантности, удобства и продуманности. Можно было посидеть и отдохнуть среди декоративных растений. Но и здесь, так же как в других отделах магазина, кругом стояли дурацкие пластмассовые манекены со злобными вытянутыми лицами. В отделе было пусто — кроме меня только две женщины и ребенок, ползавший рядом с ними по полу. Чей он, было непонятно, — женщины одинаково мало интересовались им, увлекшись выбором вещей. Три одетых в темную униформу продавщицы не обращали внимания ни на меня, ни на покупательниц, ни на ребенка»¹.

В романе Зильке Шойерман «Час между собакой и волком»"" (2007) описывается экзистенциальное одиночество человека в крупном европейском городе в начале XXI века. Потребление ограничивает поле зрения людей и почти полностью занимает его чувства. Человеческие отношения напоминают рыночные. Связи нарушены. Главная героиня испытывает чувство нереальности происходящего, ей кажется, что она теряет себя. Она твердит как мантру: «Я ничто, ничто». Иногда ею овладевают непреодолимые желания и потребности: зеленый топ, белое нижнее белье с маленькими цветочками на черном кружеве, приятный секс. В другие моменты она испытывает дикий голод и жадно съедает клейкий бутерброд с сыром и огромный жирный шницель. Потом жалеет об этом и испытывает раскаяние. Жизнь колеблется между контролем и отсутствием контроля, фоном служит расплывчатая меланхолия.

Без меры

Надежный способ стать известным — создать новое понятие. В прошлом веке Фрейд придумал слово «либидо», Макс Вебер — «харизма», Маркс — «алиенация» («отчуждение»). Социолог Эмиль Дюркгейм ввел термин «аномия». Это понятие, с одной стороны, широко употребительно, с другой — на редкость малоизвестно. Оно получено в результате сложения греческой приставки а «не» и потов «закон» и дословно означает «беззаконие, бесправие». Оно соответствует ситуации растерянности и разобщенности в социуме, вызванных распадом объединяющей системы норм. Отчасти это понятие пересекается с понятиями «отсутствие корней», «бездомность», «алиенация»².

С некоторой натяжкой аномия может быть истолкована как «социальная меланхолия». Симптоматика достаточно интересная: резкие переходы от апатии к эйфории, от подавленности к суете.

Словом «аномия» одновременно обозначают и состояние общества, и состояние человека. Центральная предпосылка: атмосфера социума непосредственно влияет на индивида. В аномическом обществе действительность, окружающая человека, непрозрачна. Социальные и моральные нормы противоречивы, неясны или неявны. Человек испытывает неудовлетворенность и смутную агрессию, направленные на себя самого, на окружающих и на жизнь в целом. Причиной многих самоубийств, по Дюркгейму, является именно аномия.

Дюркгейм называл данное состояние современным феноменом, «заразой», возникшей в конце XIX века из-за стремительно развивающейся рыночной экономики. Следовательно, у аномии есть исторические предпосылки. Кроме того, известно, что она является феноменом большого города. В таких метрополисах, как Париж, Лондон, Берлин, Вена, и других крупных городах собирались наиболее активные члены общества, здесь распределялись социальные награды: возможность быть на виду, известность, связи с элитой, общественные наслаждения. Здесь были хороши любые средства, ведущие к достижению успеха. Но здесь же находились и неудачники, те, кто не смог добиться поставленной цели.