История Литвы с древнейших времен до 1569 года - [232]
Литовскую лютеранскую письменность создали интеллигенты, бежавшие в Пруссию из Великого княжества Литовского. Она была предназначена как для подданных герцога Альберта, так и для Большой Литвы (в посвящении Мартинова катехизиса это было особо указано). Для распространения этой письменности в Большой Литве не было реальных условий, хотя некоторое влияние отрицать нельзя. Был сделан большой шаг в развитии культуры и совершенствовании литовской речи, превращении ее в письменный язык.
В 1543 г. Авраам Кульветис выступил с открытым письмом к великой княгине Боне (т. н. «Исповедание веры»). Мотивируя свою конфессиональную позицию, он обратился к куда более широкому кругу проблем. В письме звучал лейтмотив: образованные литовцы с радостью служили бы благу своей родины, но должны работать на других, поскольку никто их не защищает и не поддерживает. Авраам Кульветис объявил об инвестиционной программе для школы с литовским языком обучения. Такая школа отвоевала бы для литовского языка достойные позиции, подвергла его литературной обработке и позволила /599/ немногочисленной национальной литовской интеллигенции расти и соперничать с польскими интеллигентами в борьбе за место при монаршем и панских дворах. Так однозначно был понят реформационный принцип национального языка – как языка литовского. Как видим, интеллектуальная литовская дворянская элита верно осознавала культурное состояние своего народа и усматривала реальные пути для его улучшения. В авангарде стояли эрудиты: Кульветис и Раполёнис были людьми, образованными на европейском гуманистическом уровне, они на равных дискутировали с авторитетами протестантской теологии – Мартином Лютером и Филиппом Меланхтоном.
Программа Авраама Кульветиса не была осуществлена, поскольку очень далеко зашел процесс европеизации, основанный на неродном языке и уже привлекший многих польских интеллигентов. Малочисленная интеллектуальная литовская дворянская элита могла избрать лишь один путь – конфессиональную революцию. Но эта элита была слишком слаба для того, чтобы противостоять репрессиям со стороны епископов. Тем не менее, она создала литовскую религиозную письменность. Это было наиболее важно для Малой Литвы, однако в конце XVI в. подобный фактор, пусть опосредованно, повлиял на возникновение литовской письменности и в Великом княжестве Литовском.
б. Создание культурной базы Малой Литвы
Литовские интеллигенты-реформаты, издавшие в Пруссии первые литовские книги, в Большую Литву уже не вернулись (остался жить в Пруссии и Иоанн Тартилович). Прусский герцог с их помощью осуществил обе задачи: направил книги о новой вере в Великое княжество Литовское и распространил эту веру среди своих литовских подданных. Последнее достижение не осталось без дальнейшего развития: по смерти Мартина Мажвидаса издательская работа не пресеклась. После гимнов, отредактированных Мартином, в Кенигсберге в 1579 г. вышли в переводе его двоюродного брата Варфоломея Вилента «Энхиридион» (малый Лютеров катехизис и некоторые молитвы) и «Евангелия и эпистолы» (Вилент завершил подготовку отредактированного Мартином песенника). Герцогская власть привлекла к этой работе новых людей, среди них прусса Иоанна Бреткунаса, взявшего на /600/ себя заботу о наследии Варфоломея Вилента и впоследствии плодотворно трудившегося на этой ниве (Бреткунас учился в Кенигсберге и Виттенберге, с 1563 г. был пастором в Лабгуве). Так в Пруссии начали функционировать лютеранское духовенство, исполнявшее службу на литовском языке, а также учреждения по подготовке и изданию лютеранской конфессиональной литературы.
Герцогская власть была абсолютно не заинтересована в развитии литовского языка, однако уровень немецкой культуры (обусловивший соответствующее качество конфессиональных книг, их издания и распространения) повлиял на то, что именно здесь для литовского языка и его письменности было сделано значительно больше, чем в самом Литовском государстве. При почти полном отсутствии литовских дворян и мещан школы испытывали острую нужду в людях, желающих и способных учиться. Разрыв связей с реформатами в Литве привел к тому, что ряды их сторонников не пополнялись за счет прибывавших оттуда интеллигентов, однако этот пробел начал заполняться людьми немецкой национальности, для которых забота о конфессиональном литовском языке стала профессией. Поэтому со времен Мартина Мажвидаса Малая Литва стала очагом подобной заботы, сыгравшим особую роль в истории литовской культуры.
Бытовые связи между крестьянами Большой и Малой Литвы не прерывались. Через границу люди ходили на рынки и в храмы, невзирая на конфессиональные различия (синкретическое крестьянское сознание не вдавалось в такие подробности). Создание фольклора также шло независимо от этой границы. Однако на сословном и политическом уровне эта граница была проведена. Крепостные крестьяне Малой Литвы существовали как отдельный регион литовского этноса, лишенный правящего литовского меньшинства. На него не влияло национальное самосознание, возникшее в дворянской прослойке. В свою очередь культурная база Малой Литвы не присоединилась к пестованию национального самосознания в Большой Литве.
