История Крестовых походов - [8]

Поскольку эти хроники так разительно отличаются друг от друга, можно предполагать, что в каждой из них образ автора предстает перед нами по-разному. Ведь Виллардуэн представляет собой фигуру идеального рыцаря в доспехах, а Жуанвиль — обыкновенного человека без оных. Откровенность и непосредственность, с которыми последний рассказывает, как ему было грустно расставаться со своим замком и детьми, о сомнениях и страхах, которые посещали его во время сражений, о боязни смерти от сабель сарацин, мало чем отличаются от эмоций других людей, но большинство участников боевых действий не всегда честно рассказывает о тяжелом опыте войны. Его же точный, но сдержанный отчет о личном участии в различных боевых операциях на Востоке и откровенное восхищение мужеством своих спутников служат доказательством, что по природе своей Жуанвиль был храбр и благороден и в то же время искренен и чувствителен. А если мы примем во внимание нерушимую верность королю, которому он служил, силу характера, проявленную далеко не в одном случае, заботу, достаточно редкую у людей его положения, о судьбе несчастных крестоносцев, оказавшихся в плену, и чувство ответственности за благополучие людей на его землях, станет ясно, что этот старый хроникер, имевший дело с тем же материалом, что и Виллардуэн, проявил себя человеком высокого благородства и столь же отважным рыцарем (что не помешало ему сохранить теплые человеческие черты).

Если оценить его хронику в целом, то «Жизнь Людовика Святого» имеет очень мало общего с тем, что Жуанвиль в своем посвящении объявил темой повествования. Тем не менее, несмотря на все отходы в сторону от основной линии повествования, его работа достигает своей цели — в полной мере отдать долг чести павшим рыцарям. И действительно, друг и ученик Людовика IX Святого настолько озабочен воздать должное своему скончавшемуся сюзерену, что приводит многочисленные подтверждения его добродетелей, хотя и половины из них было бы достаточно. Эта чрезмерная преданность особенно чувствуется в той части работы, которая посвящена жизни короля в его владениях, его неизменной преданности служению Господу и на людях, и наедине с самим собой, его щедрой благотворительности, его любви к своему народу и вниманию, которое король уделял понятию справедливости в его понимании обязанностей правителя, — всему этому уделено непомерно большое место. В той же части, где речь идет о событиях за морем, образ короля предстает в более ярком свете в тех эпизодах, которые, кроме всего прочего, показывают его незаурядную отвагу в сражениях, его терпеливость в болезни, его силу духа перед лицом опасностей и бед. В описании Жуанвиля он предстает подлинным вождем, чей пример вселяет мужество в сердца и чья любовь к своим спутникам вызывает в них ответную преданность.

Таков король, которого Жуанвиль любит и почитает — но не слепо. Преданный слуга своего господина, он сохраняет за собой право судить его поступки. Так, например, оправдывая в целом независимый характер короля, что проявилось, например, в отказе клирикам судить о его совести, Жуанвиль не уверен, так ли уж мудро поступил его сюзерен, отвергнув советы тех, кто убеждал его следовать «добрым обычаям Святой земли», позволив разграбить Дамиетту. От всей души восхищаясь благочестием короля, он тем не менее считает, что тот должен был оставаться молиться в часовне, когда благородство и вежливость требовали отправиться в Сидон встречать жену, которая недавно родила ребенка. В подобных случаях он не медлил откровенно поговорить со своим королем. Например, он согласился продолжить службу на том же месте, но при условии, что король, со своей стороны, все это время будет сдерживать свой характер. И еще — когда аббат Клюни преподнес королю подарок в виде двух прекрасных верховых лошадей, а на следующий день предстояло разбирательство его дела, в тот же день Жуанвиль спросил своего государя — неужели его решение будет зависеть от этого подарка. Он посоветовал королю не принимать никаких даров от тех, кто обращается к нему с прошениями, чтобы они никоим образом не могли влиять на него.

Эти примеры, которые помогают нам увидеть в герое Жуанвиля живого человека, а не скульптурного святого, не выдуманы, и мы не должны истолковывать их как какие-то порочащие пятна на памяти благородного властителя и друга. «Жизнь Людовика Святого» предстает достойной данью памяти короля, который в современном ему мире был идеалом христианина и подлинного рыцаря, человеком, авторитет которого позволял ему руководить людьми, доверившимися ему. Любовь и уважение к доброму королю, а также скорбь от потери дорогого друга нашли выразительное воплощение в сне Жуанвиля о Людовике Святом, который стал достойным завершением его книги.

С моей точки зрения, кроме исторического интереса, эти старые хроники имеют непреходящую ценность, как подлинные человеческие документы, в которых мы видим, как мало по прошествии веков меняются дух человека и его поведение в тревожные времена. Конечно, есть некоторые особенности, которые отличают их от трудов, написанных в наши дни. Но какое впечатление производят эти отличия? Они невелики по сравнению с работой Виллардуэна, в которой его откровенное и искреннее повествование о давней кампании и устаревшие военные термины и выражения настолько близки к манере изложения мемуаров военачальников Второй мировой войны (взять хотя бы воспоминания фельдмаршала Монтгомери о кампании в Северной Африке), что кажется, будто лишь «тонкая стенка» отделяет рыцарей того далекого столетия от солдат, сражавшихся под Эль-Аламейном в 1942 году. Надо признать, что некоторые странности во взглядах Жуанвиля на окружающий его мир, его наивное принятие идей, которые больше не имеют хождения в нашем ученом социуме, являются эхом давно прошедших времен. Тем не менее (по отношению ко всей его хронике) такие отступления в ней, когда появляются вроде бы несущественные подробности, говорят об уровне мышления в XIII столетии. На переднем же плане, как и у Виллардуэна, — идеал рыцарского служения, на котором базируется и наша концепция цивилизованного человека. Кроме того, волнующий рассказ о войске, которое ждали поражение и плен, выразительно описывает ужасы войны, и яркие чистые краски повествования не потускнели от времени.