История Кольки Богатырева - [20]
Ничего поэтому Кольке не понятно — и то, почему мать все не приезжает и не приезжает, а потом вдруг может приехать и забрать Кольку; и то, почему это бабушка — грешница: ведь таких бабушек, как Колькина, еще поискать надо!..
— Так чего она ходит в церковь, Коль? — спрашивает Писаренок. — Старая потому что?..
Как все, в самом деле, Писаренку расскажешь — сам Колька во всем разобраться не может. А Вовка — ведь он моложе, совсем пацан еще. Ему и своих бед хватает.
— Знаешь, Вовк, — говорит Колька негромко, — вот не думаешь ничего, не думаешь, и так все просто, да?.. А как подумаешь — ничего не понятно!..
И Писаренок как будто понимает это и тоже говорит почти шепотом:
— Ты подожди, Коль… Вот вырастем мы. Поскорей бы, да? Чтоб все стало ясно, а не как сейчас…
— Конечно, — говорит Колька. И сам уже Писаренка успокаивает: — Ты тоже, Вов, подожди… Все еще хорошо будет…
Успокаивает потому, что он, Колька, постарше, он свое как-нибудь перетерпит, а Вовка — тот помоложе, ему еще и помочь, может, надо. Колька ведь хорошо знает: жизнь у Писаренка тоже не всегда сладкая. Только у него — из-за отца, потому что Вовкин отец дядя Миша очень часто стал выпивать. Придет домой, расшумится. Бедному Писаренку из-за этого даже уроки выучить негде.
Ну ничего, может быть, и у Вовки дела поправятся.
Был же дядя Миша раньше трактористом — снова станет. Тогда о нем газета писала чуть не каждый день, у Селезневых вырезок было столько! Правда, водку он и тогда пил, и однажды, Вовка рассказывает, другие трактористы стали говорить отцу, чтобы он бросил. А Вовкин отец обиделся.
«Я, — сказал, — не маленький. Пил и пить буду!..»
Со всеми на работе переругался и ушел каменщиком работать.
А все газетные вырезки выбросил в мусорное ведро. Только ведь дядя Миша не знает, что Писаренок их подобрал, и они теперь хранятся у Кольки, в бабушкином сундуке…
И теперь Колька успокаивает Володьку и говорит ему:
— Ты тоже, Вов, подожди… Еще все хорошо будет.
Это они так поддерживают друг друга, потому что — друзья.
…На улице уже ночь.
Молоденький месяц обогнул дом, заглядывает теперь в палисадник. Месяц похож на серебряную подкову, которую кто-то стал разгибать, да так и не разогнул до конца. А звезд около месяца мало — может, как раз потому, что он — новый. Звезды его еще не знают и потому к нему не подходят.
Только подмигивают друг другу, посматривают то на него, то на землю, на тихую ночью станицу, на улицу Щорса…
Глава четвертая, которая рассказывает о том, как армия с улицы Щорса перековала мечи на орала
Однажды вечером, когда Колька и Писаренок мирно сидели около палатки в саду у Богатыревых и по очереди били геологическим молотком абрикосовые косточки, во двор вбежал запыхавшийся Меринок.
Он молча бросил на траву кепку, положил на нее буханку белого хлеба, за которым ходил в магазин, подбоченясь стал над Колькой и Писаренком и только тогда сказал насмешливо:
— Сидите, да?.. Косточки бьете? Бейте, бейте. Пока вы тут объедаетесь, я такое видал! Такое видал!..
— Какое? — спросил Колька. — Страшное, да?..
Он разбил подряд несколько косточек, высыпал коричневатые зерна в ладошку и равнодушно отправил в рот.
— Дай-ка! — не вытерпел Меринок.
Он отобрал у Кольки молоток, взял из ведра пригоршню косточек.
— Дак что ж ты видел? — спросил Писаренок.
Меринок кинул в рот горсть зернышек.
— Самолеты реактивные видел!..
— Где-е? — не поверил Колька.
— «Где, где»! По Красной везли на больших машинах! Аж два самолета, только без крыльев…
— А почему — без крыльев? — заморгал Володька.
— Во, Писарь… Я знаю, что ли? Без крыльев, да и все. Есть только маленькие, а большие как будто обрезал кто… Я до самого «Заготзерна» за ними шел — там их завтра сгружать будут!..
Ничего не понятно!
Реактивные самолеты — ладно. Может, в станице Отрадной летное училище открывать собираются. Но при чем тут «Заготзерно»?
Все это предстояло выяснить, и завтра с самого утра ребята отправились на край станицы, туда, где за колхозными садами среди длиннющих складов раскинулись гладкие площадки пункта по приемке зерна.
Еще издали во дворе пункта они увидели две громадные серебристые сигары, лежащие на больших платформах с множеством колес. Около самолетов стоял гусеничный кран, рядом суетились люди.
Через минуту здесь уже стояли и мальчишки, во все глаза глядя на самолеты, самые настоящие самолеты, с кабинами, прикрытыми плексигласовыми колпаками, только без крыльев.
Но почему же летчиков нигде не видно?
На одной из платформ трое пожилых рабочих заводили под днище самолета трос, большой гусеничный кран двигался, поскрипывая, а перед ним, спиной отступая назад, шел высокий парень в синем берете. Выставив вперед одну руку, он двигал пальцами, и кран шел за ним, слегка покачивая громадной стрелой.
Потом человек в синем берете что-то крикнул рабочим, и они один за другим соскочили с платформы. Мальчишки поняли, что этот парень здесь — главный.
— Может быть, он летчик? — тихонько спросил у Кольки Писаренок.
— Не знаю, — признался Колька. — Только зачем он переодетый?
— А может, — зашептал Писаренок, — от шпионов?
Глаза у Писаренка были такими серьезными, как будто в тихой станице Отрадной эти шпионы сидели под каждым кустиком.
