История Кольца Радуг - [7]

Мы, вероятно, еще встретимся?

Вероятно.

Но каким я увижу тебя?.. Не молчи, скажи мне что-нибудь, я чувствую: история наша еще не кончилась, хотя и война завершена, и Кольцо ушло, но — будто бы зовет кто-то…

Нет, милый мой хоббит, ну что ты ждешь от меня? зачем тебе этот навий прах, забудь. Глупо, правда? Впрочем, мне теперь все равно… Да и всем нам уже — все равно.

Дважды я видел тебя, но странно: ни о чем не жалею, а вот лишь тебя… жаль… Наверно, когда-нибудь пойму и это.

Да стоит ли? пустое…

Хотел бы понять, какая темная сила заставляла тебя вершить дела больные, пустые, страшные, почему ты, маг, майя, пришел к нам, в Хоббитон, почему покинул Ортханк, почему, ты ведь мудрый, мне Гендальф рассказывал, но — спутник твой мерзок и жалок? Я Гендальфу привык верить, а о тебе, том, прежнем, он отзывался с теплотой, кажется, он уважал тебя… Почему же такое падение? что вдруг случилось?

Рассказывал, говоришь. Понимаю. Ты верь ему, — ему только повспоминать получше — многое может рассказать; войны там, клятвы, предательства. Да ладно уж, я забыл. Встретят вас… А что касается меня… Не ты ли носил Кольцо? Не ты ли как-то хотел стать Властелином?

Не надо! прошу тебя, если ты можешь понять…

Я могу. И прошу прощения за то, что не оправдал твоих надежд, ты ведь хотел, чтобы я жил теперь с вами, а? Иметь такого друга, врага — какая разница, хорошо бы вам было, я ведь и ответить за все могу, если что, как — забавно, не правда ли? …Одиночество, милый мой хоббит, почти только оно, вообрази, даже когда онодримы громили Изенгард — я был почти счастлив. За двести нелепых и пустых лет я почти впервые ощутил себя кому-то нужным! хоть и такой ценой… да мне тогда было почти все равно… Признайся, ты удивлен, но я не смогу тебе объяснить сейчас всего — пришлось бы начинать еще с Войны… зачем тебе это знать? Грустно. Но не просто усталость захватила мое сердце… Ведь я мог бы стать Истинным Властелином Средиземья, честным, справедливым, мудрым… и воле моей не было бы дела до грязных войн темных и светлых; о, я попытался стать лишь непричастным, полагая, что поймут меня и воздадут должное безымянной силе моей, — но я ошибся, жестоко ошибся! Да, это был вам хороший урок, знаешь, ведь обо мне просто забыли… Двести шестьдесят лет в Ортханке, на виду у всех и совершенно один, злой, жестокий, бесчестный… Потом у меня же — Кольцо, да и что с того? А эти долгие скучные беседы с Митрандиром, с Сауроном, — маньяки, истерики… ненавидели они меня, презирали; непонятно им было мое нездешнее величие. И тогда я сказал себе: они не хотят меня видеть добрым, они увидят меня злым; они не слушали меня — так пусть же оглохнут. Так я начал поиски чужого Кольца. Да, я хотел бы обладать им, да, я опутал темными сетями Теодена и Денетора, да, мои орки убивали людей, рубили Фангорн… что ж, таким я был им более интересен… Я ломал их дела, перекраивал планы… Меня в конце-концом возненавидели все. Как это мило! Убивая друг друга, думали обо мне. Впрочем, ладно, зачем тебе знать, — не скучно ли, а? Пусть Митрандир сам все когда-нибудь объяснит. Я объяснять уже не в силах. И еще прошу: не тешь, пожалуйста, себя славными мыслями о чем-то конечном и безвозвратном, поверь мне: все встретятся, и еще успеют наговорить друг другу много разных печальных историй… Зачем же заранее портить себе настроение, а? Ты уж прости, коли что не так…

Саруман!

Что… милый… Фродо?..

Я еще хотел спросить тебя…

После, после! Говорю тебе: до скорой встречи.

Где?!

У-у-у… забудь, забудь… настанет еще время вспомнить, время вернуться… До встречи же!..

Где ты?

Где?!

Что убьет вновь тебя?

Что нам простит эту жизнь?

Кто нам вернет нашу смерть?

Музыка ли?..

* * *

(3–4 ноябр. 3019 г.)

…Что стало болью его?

Промерцали белесые искры на хладном клинке, и кровь этой лживой, безжалостной боли истлела за миг…

Куда — радужный облак его над падшей в сумрак времен своих землею — вознесся? Круг упал в явь.

Что — не осталось?

Одно: бездна.

…Холодный и ясный северо-западный ветер разогнал серые склизкие тучи, и пронзительными острыми огоньками впились в ночной воздух бледно-красные звезды.

Он бы поежился от холода, так, по привычке; всю свою нелепую долгую жизнь майя он боялся этого холода, явственного, земного… Он бы вздрогнул, услышав далекие голоса спасшихся хоббитов, смех, крики… И он бы крикнул сам, пошел, побежал к ним все объяснить, понять, — теперь уж все равно: прав, не прав — одно: смерть.

Но — нет: ныне пустота — ни страха, ни голоса.

Где-то там, в глубине своего разъятого бездной сознания чувствовал невыразимую боль, она должна была быть, эта боль, да вот почему-то… Кольцо, впившееся в горло, высосало кровь, а ветер бездны иссушил плоть… А дух его стал пустотою.

Пустотою… Время его, больное, неловкое, — кончилось. За гранью жизни и смерти. Радость?

Это же — любой облик, любая плоть, и теперь — любая смерть! Вернуться? Он почувствовал, что — смеется… Пустота способна принимать любые формы жизни и смерти?

Бледнокрасная корона звезд… Вечность… Одиночество… Выбрал сам. И — не выбирать уже.

Откинул прозрачный, переливающийся всеми цветами радуги, капюшон, наклонился… Тело человека — легкое, мертвое; вечное. Гримаса ужаса и отчаянной тоски застыла на мертвом некрасивом лице.