История Израиля. Том 3 : От зарождениения сионизма до наших дней : 1978-2005 - [49]

В 1955 г. Шамир, с учетом его подпольного прошлого, был принят в Мосад и стал сотрудником спецподразделения, занимавшегося ликвидацией видных арабских террористов, а также немецких ученых, нанятых египетскими властями для работы над созданием ракетного оружия. Через десять лет Шамир попробовал себя в бизнесе, однако не преуспел в этом. Наконец, в 1970 г., в возрасте 56 лет, Шамир присоединился к своим бывшим товарищам по Эцель, занявшись партийной работой в партии Херут. Будучи технократом и человеком, заслуживающим всяческого доверия, Шамир быстро вырос в глазах Бегина; на протяжении следующего десятилетия он стал членом кнесета и затем спикером кнесета. В 1980 г. Бегин, в поисках замены Даяну на посту министра иностранных дел, остановил свой выбор именно на Шамире. Надо сказать, что это назначение вызвало немалое удивление, поскольку Шамир был убежденным сторонником жесткой политики и голосовал против заключения мирного договора с Египтом, причем особенно неприемлемым для него являлся пункт договора, предусматривающий отход Израиля из Синая.

Тем не менее, вопреки опасениям профессиональных дипломатов, что это назначение будет иметь пагубные последствия, Шамир вполне спокойно обосновался в министерском кресле; он демонстрировал сотрудникам добросердечные и учтивые манеры, а также был всегда готов выслушать собеседника — что представляло довольно разительный контраст с мрачноватой неприветливостью Даяна. Однако по прошествии недолгого времени он в полной мере обнаружил всю жесткость и непримиримость своей ревизионистской позиции. Подобно Бегину, он был непоколебим, когда речь шла о положении дел в Иудее и Самарии. Он поддержал идею военных действий в Ливане и получил информацию журналистов о событиях в Сабре и Шатиле, но проигнорировал это сообщение, что было отмечено в докладе комиссии Кагана. И вот теперь, принимая на себя обязанности премьер-министра в возрасте 69 лет, этот человек слабого телосложения, с усами щеточкой и обманчиво располагающей улыбкой, со всей очевидностью не проявлял ни малейшего намерения пойти хоть на какие-то уступки по таким вопросам, как обеспечение “законного права Израиля на безопасность” или хотя бы самоуправство поселенцев, берущих закон в свои руки.

Вполне возможно, что и умеренные силы в кнесете, и широкая общественность были бы готовы не обращать особого внимания на воинственный настрой Шамира, если бы он выступил с ясным планом вывода израильских войск из Ливана. Но у Шамира не было никаких планов подобного рода, и неизменность государственной позиции по этому вопросу только подрывала моральный климат в армии, обостряла движение протеста резервистов и увеличивала число отказников от призыва. Не проявил он и умения справиться с кризисом, поразившим всю экономику страны. Как уже было сказано, в 1983 г. Ликуд начал проводить популистскую политику, что вкупе с дорогостоящими программами развития поселенческой деятельности на Западном берегу и расходами на гибельную Ливанскую войну практически истощило израильские резервы твердой валюты. А в мае того же года, еще при Бегине, инфляция достигла почти 400 %, что вызвало панику на фондовой бирже Тель-Авива. В последующие месяцы, когда население изымало миллиарды шекелей из сберегательных программ с целью покупки долларов или товаров длительного пользования, израильская валюта все больше и больше обесценивалась. Сложившаяся ситуация получила название “экономического Судного дня”, поскольку это произошло ровно через десять лет после Войны Судного дня.

В конце сентября 1983 г. стали циркулировать слухи, что правительство планирует ввести новые и решительные ограничения на операции с твердой валютой, а заодно и значительно девальвировать шекель. Население немедленно бросилось распродавать имевшиеся у него банковские ценные бумаги, привязанные к доллару, степень надежности которых долгое время казалась максимальной. Вскоре, однако, выяснилось, что банки сами на протяжении ряда лет искусственно поддерживали стоимость этих бумаг. Более того, чтобы сохранить эту завышенную стоимость, банки немедленно стали ввозить доллары из своих зарубежных филиалов. Однако, когда и эти резервы оказались исчерпанными, банки в панике кинулись к правительству за помощью. Они получили эту помощь, в определенном смысле. После экстренного заседания правительства, длившегося всю ночь 10 октября, Министерство финансов объявило о принятии плана, согласно которому ограниченное количество банковских ценных бумаг было превращено в правительственные облигации, приносящие доход и привязанные к доллару, погашение которых намечалось через пять лет. Паника несколько утихла. Тем не менее к середине октября десятки тысяч израильтян распродали имевшиеся у них ценные бумаги лишь за долю их первоначальной стоимости. Население потеряло сбережения на сотни миллионов долларов. Все это, однако, не способствовало окончательному решению проблем, связанных с экономическим кризисом. На протяжении нескольких последующих недель министерство финансов было вынуждено вбросить на фондовую биржу порядка 150 миллионов долларов, чтобы поддержать ее стабильное функционирование, и девальвировать шекель еще на 23 %, чтобы поддержать стремительно растущий дефицит платежного баланса страны. Был принят и еще ряд драконовских мер, включая введение новых налогов практически на все, а также ограничение валютных расходов на зарубежные поездки. Но, несмотря на все эти чрезвычайные меры, к ноябрю 1983 г. израильские резервы твердой валюты продолжали уменьшаться, опасно приближаясь к неофициальной “красной черте”: 3 млрд долларов.