История и повествование о Багратионах - [3]
Армянская историческая традиция возвышение армянской ветви рода Багратуни связывает с I в. до н. э.[6].
Одну из древнейших, из дошедших до нас легенд о возвышении этого рода, сохранил историк VII века Себеос. Согласно данным Себеоса, Багратуни являются потомками эпонима армян Хайка[7]. Армянская историография происхождение рода Багратуни связала также с еврейским этносом. Так Мовсес Хоренаци объявляет Багратидов потомками знатного еврейского пленника Шамбата[8]. Грузинская историография теорию о происхождении рода Багратиони от Давида Пророка считает местной грузинской традицией. Древнейшей фиксацией этой традиции является «Житие Григола Хандзтели» Гиорги Мерчуле и произведение Константина Порфирородного «De administrando imperio». Источником Константина Порфирородного считают неизвестный грузинский письменный источник или же устную традицию[9].
Можно предполагать, что с легендой о происхождении Багратионов от пророка Давида была знакома и армянская историография. Древнейшая литературная фиксация данной легенды в армянской литературе должна быть сохранена в сочинении армянского историка начала X века Иоанна Драсханакертци[10].
В грузинской письменности самое раннее сообщение о божественном происхождении Багратионов зафиксировано в середине X века в «Житии Григола Хандзтели» Гиорги Мерчуле. Григол Хандзтели, обращаясь к Ашоту Курапалату, называет его «государем, нареченным сыном Давида, пророка и помазанника господня». Так обращается Григол Хандзтели к Ашоту Багратиони в 20-х годах IX века, но фиксация этого происходит в середине X века (произведение Гиорги Мерчуле написано в 950 году). В связи с этим встает вопрос о времени создания легенды божественного происхождения рода Багратиони, а именно: данная формула уже существовала в начале IX века или же автор в середине X века в уста Григола Хандзтели вкладывает слова, которые получили признание сравнительно позже?
Относительно датировки времени появления теории о божественном происхождении рода Багратиони существуют разные предположения.
По мнению Маркварта, теория божественного происхождения Багратионов создалась в конце IX – начале Х вв.[11]. По мнению же К. Кекелидзе и П. Ингороква, – в начале IX века, во время правления Ашота Багратиони[12]. С IX веком связывает создание этой легенды и С. Джанашиа[13]. Е. Такайшвили временем создания легенды считает вторую половину VIII века. По словам Е. Такайшвили, легенда претерпела постепенное изменение, была переработана и к XI веку приняла ту форму, в которой она представлена в историческом произведении Сумбата[14].
Во второй половине VIII века Восточная Грузия находилась под игом арабского владычества и грузинский народ боролся с завоевателями. Во главе этой борьбы стояли эрисмтавары Картли, за что они были подвергнуты репрессиям со стороны халифской власти. С конца VIII и начала IX века начинается постепенное изгнание завоевателей из Грузии. На грани VIII – IX веков в Грузии начинается процесс создания новых царств и княжеств, ведется борьба за объединение страны. К этому времени относится создание Картвельского, или Тао-Кларджетского, княжества во главе с родом Багратиони.
Большого могущества достигает княжество в годы правления основателя династии[15]. Ашот объединил под своей властью большую часть исторической Юго-Западной Грузии, активно воевал с арабами, успешно боролся за центральную часть Грузии, – Шида Картли. От империи Ашот Багратиони получил титул «курапалата» и претендовал даже на титул «царя».
В это время Картвельское княжество было сильнейшей политической единицей в Грузии и играло ведущую роль в борьбе за ее объединение. Видимо, в это время и создается данная легенда[16].
После смерти Ашота для княжества создаются неблагоприятные внешние и внутриполитические условия. Во второй половине IX и первой половине X века гегемонию в борьбе за объединение Грузии захватывает царство Эгрис-Апхазети. Так что, конец IX – начало X в. не является подходящим временем для создания легенд, возвеличивающих род Багратиони.
Как уже отмечалось, с начала IX века в Грузии ведется борьба за объединение страны. Несколько крупных политических единиц соперничают друг с другом. Княжеские роды, возглавляющие эту борьбу, прибегают к различным политическим и дипломатическим маневрам. Дом Багратиони совместно с политическим возвышением старается обосновать свои легитимные права и теоретически. Ашоту Багратиони приходилось вести борьбу, как с другими грузинскими политическими единицами, так и со своими внутренними противниками.
В результате конфликта с арабами, Ашот Багратиони обосновался в Юго-Западной Грузии, хотя Шавшет-Кларджети исторически является доменом рода Багратиони, но в данной ситуации Ашот оказался все же человеком, пришедшим извне. Против него ведут борьбу арабы; нет у него солидной опоры и внутри страны, а из внешних сил его поддерживает Византия. В таких условиях вполне понятно, что Ашоту приходится преодолевать сильные препятствия для утверждения и упрочения своей власти.
Ашот должен был создать себе крупную вотчину, и он создает ее. Часть земель Ашот Багратиони покупает, часть захватывает, присваивает незаселенные земли, пустоши, приобретает крестьян. Все это – создание вотчины, приобретение и подчинение сидящих на этих землях крестьян, – происходит за счет местного населения, что вызывает рост социальных протестов, обострение классовой борьбы.
Чудесные исцеления и пророчества, видения во сне и наяву, музыкальный восторг и вдохновение, безумие и жестокость – как запечатлелись в русской культуре XIX и XX веков феномены, которые принято относить к сфере иррационального? Как их воспринимали богословы, врачи, социологи, поэты, композиторы, критики, чиновники и психиатры? Стремясь ответить на эти вопросы, авторы сборника соотносят взгляды «изнутри», то есть голоса тех, кто переживал необычные состояния, со взглядами «извне» – реакциями церковных, государственных и научных авторитетов, полагавших необходимым если не регулировать, то хотя бы объяснять подобные явления.
Новая искренность стала глобальным культурным феноменом вскоре после краха коммунистической системы. Ее влияние ощущается в литературе и журналистике, искусстве и дизайне, моде и кино, рекламе и архитектуре. В своей книге историк культуры Эллен Руттен прослеживает, как зарождается и проникает в общественную жизнь новая риторика прямого социального высказывания с характерным для нее сложным сочетанием предельной честности и иронической словесной игры. Анализируя этот мощный тренд, берущий истоки в позднесоветской России, автор поднимает важную тему трансформации идентичности в посткоммунистическом, постмодернистском и постдигитальном мире.
В книге рассматривается столетний период сибирской истории (1580–1680-е годы), когда хан Кучум, а затем его дети и внуки вели борьбу за возвращение власти над Сибирским ханством. Впервые подробно исследуются условия жизни хана и царевичей в степном изгнании, их коалиции с соседними правителями, прежде всего калмыцкими. Большое внимание уделено отношениям Кучума и Кучумовичей с их бывшими подданными — сибирскими татарами и башкирами. Описываются многолетние усилия московской дипломатии по переманиванию сибирских династов под власть русского «белого царя».
Предлагаемая читателю книга посвящена истории взаимоотношений Православной Церкви Чешских земель и Словакии с Русской Православной Церковью. При этом главное внимание уделено сложному и во многом ключевому периоду — первой половине XX века, который характеризуется двумя Мировыми войнами и установлением социалистического режима в Чехословакии. Именно в этот период зарождавшаяся Чехословацкая Православная Церковь имела наиболее тесные связи с Русским Православием, сначала с Российской Церковью, затем с русской церковной эмиграцией, и далее с Московским Патриархатом.
Н.Ф. Дубровин – историк, академик, генерал. Он занимает особое место среди военных историков второй половины XIX века. По существу, он не примкнул ни к одному из течений, определившихся в военно-исторической науке того времени. Круг интересов ученого был весьма обширен. Данный исторический труд автора рассказывает о событиях, произошедших в России в 1773–1774 годах и известных нам под названием «Пугачевщина». Дубровин изучил колоссальное количество материалов, хранящихся в архивах Петербурга и Москвы и документы из частных архивов.
В монографии рассматриваются произведения французских хронистов XIV в., в творчестве которых отразились взгляды различных социальных группировок. Автор исследует три основных направления во французской историографии XIV в., определяемых интересами дворянства, городского патрициата и крестьянско-плебейских масс. Исследование основано на хрониках, а также на обширном документальном материале, произведениях поэзии и т. д. В книгу включены многочисленные отрывки из наиболее крупных французских хроник.