История и классовое сознание. Исследования по марксистской диалектике - [160]
Это непрерывное диалектическое взаимодействие между теорией, партией и классом, эта направленность теории на непосредственные потребности класса вместе с тем отнюдь не означают растворения партии в массе пролетариата. Дебаты о едином фронте обнаружили почти у всех противников этой тактики нехватку диалектического постижения, нехватку понимания действительной функции партии в развитии сознания пролетариата. Вообще не говорю о тех недоразумениях, когда единый фронт мыслился как немедленное организационное воссоединение пролетариата. Но боязнь, что партия в результате слишком большого приближения к мнимо «реформистским» текущим лозунгам, в результате тактического сотрудничества по конкретному поводу с оппортунистами может утратить свой коммунистический характер, показывает, что в широких кругах коммунистов еще недостаточно упрочилось доверие к правильной теории, к самопознанию пролетариата как познанию его объективного положения на определенной ступени исторического развития, к диалектическому присутствию «конечной цели» в каждом революционно выдержанном текущем лозунге. Эта боязнь, далее, показывает, что коммунисты все еще — сектантским образом — действуют за пролетариат, вместо того, чтобы своей деятельностью обязательно способствовать реальному процессу развития его классового сознания. Ибо такая способность коммунистической партии применяться к тем моментам в жизни класса, когда, по-видимому, начинает бродить верное классовое сознание, хотя и, наверное, в ложной форме, совсем не равносильно тому, что она якобы стремится теперь безусловно выполнять лишь сиюминутную волю масс. Напротив. Именно потому, что она стремится достичь высшего пункта объективно возможного для революционного дела (а сиюминутное волеизъявление масс зачастую есть важнейшая часть, важнейший симптом этого), она временами бывает вынуждена занять позицию вразрез с массами, указать им правильный путь посредством отрицания их теперешнего волеизъявления. Она бывает вынуждена считаться с тем, что верность ее подхода постигается массами только post festum, на собственном горьком опыте.
Но ни та, ни другая возможность сотрудничества с массами не должна превращаться в общую тактическую схему. Развитие пролетарского классового сознания (то есть развитие пролетарской революции) и развитие коммунистической партии ведь — с всемирно-исторической точки зрения — являются одним и тем же процессом. Следовательно, в повседневной практике они теснейшим образом взаимно обусловливают друг друга, но их конкретный рост тем не менее не является одним и тем же процессом, он даже не способен когда-либо выказать далеко идущую параллельность одного и другого развития. Ибо тот способ, каким разыгрывается данный процесс, та форма, в которой перерабатываются известные объективно-экономические изменения в сознании пролетариата, и прежде всего тот характер, который внутри этого развития приобретает взаимодействие между партией и классом, — все это не может быть сведено к схематическим «закономерностям». Пробуждение партии, ее внешняя, равно как и внутренняя консолидация происходят, конечно, не в вакууме сектантской изоляции, а в рамках исторической действительности, в непрерывном диалектическом взаимодействии с объективным экономическим кризисом и революционизированными им массами. Может статься, как это было, например, в России между двумя революциями, что ход развития предоставит партии возможность еще до решающих битв доработаться до полной ясности. Но может случиться, как в некоторых странах Центральной и Западной Европы, что кризис так глубоко и так быстро революционизирует широкие массы, что они отчасти становятся коммунистическими еще до того, как завоюют внутренние, связанные с уровнем сознательности, предпосылки коммунистической организации; таким образом, возникают коммунистические массовые партии, которые только в процессе борьбы должны будут стать действительно коммунистическими партиями, и т. д. Сколь бы разветвленной ни была эта типология партийного строительства, сколь бы непреоборимой ни была в отдельных крайних случаях иллюзия насчет того, что коммунистические партии якобы органически и «закономерно» вырастают из экономического кризиса, но решающий шаг, сознательное, внутренне-организационное сплочение революционного авангарда, то есть действительное возникновение действительной коммунистической партии остаются, тем не менее сознательным и свободным деянием самого этого сознательного авангарда. В этом положении дел, если взять только два экстремальных случая, ничего не меняет то, развертывается ли относительно небольшая, внутренне упроченная партия во взаимодействии с широкими слоями пролетариата в большую массовую партию или же из спонтанно возникшей массовой партии, после преодоления некоторых внутренних кризисов, получается коммунистическая массовая партия. Ибо теоретическая суть всех этих процессов тем не менее остается одной и той же: это преодоление идеологического кризиса, завоевание правильного, пролетарского классового сознания. С этой точки зрения для развития революции одинаково опасны как гипертрофирование данного фактора неизбежности подобного процесса и предположение, что какая-то тактика якобы способна вывести за их собственные рамки ряд акций, не говоря уже о ходе самой революции, путем их принудительного усугубления рамки и к намеченным далеким целям, так и роковая вера в то, что посредством наилучшей акции самая крупная и прекрасно организованная коммунистическая партия сможет добиться чего-то большего, нежели правильным образом возглавить пролетариат в его борьбе за достижение цели, к которой стремится он сам, пусть даже не вполне сознательно. Но, конечно, столь же неверно было бы и здесь брать понятие пролетариата чисто статическим и статистическим способом: Ленин говорил о том, что понятие массы изменяется именно в ходе борьбы. В интересах революции коммунистическая партия выступает как
Антонио Грамши – видный итальянский политический деятель, писатель и мыслитель. Считается одним из основоположников неомарксизма, в то же время его называют своим предшественником «новые правые» в Европе. Одно из главных положений теории Грамши – учение о гегемонии, т. е. господстве определенного класса в государстве с помощью не столько принуждения, сколько идеологической обработки населения через СМИ, образовательные и культурные учреждения, церковь и т. д. Дьёрдь Лукач – венгерский философ и писатель, наряду с Грамши одна из ключевых фигур западного марксизма.
"Мониторинг общественного мнения: экономические и социальные перемены" #1(69), 2004 г., сс.91–97Перевод с немецкого: И.Болдырев, 2003 Перевод выполнен по изданию:G. Lukacs. Von der Verantwortung der Intellektuellen //Schiksalswende. Beitrage zu einer neuen deutschen Ideologie. Aufbau Verlag, Berlin, 1956. (ss. 238–245).
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Эта книга отправляет читателя прямиком на поле битвы самых ярких интеллектуальных идей, гипотез и научных открытий, будоражащих умы всех, кто сегодня задается вопросами о существовании Бога. Самый известный в мире атеист после полувековой активной деятельности по популяризации атеизма публично признал, что пришел к вере в Бога, и его взгляды поменялись именно благодаря современной науке. В своей знаменитой книге, впервые издающейся на русском языке, Энтони Флю рассказал о долгой жизни в науке и тщательно разобрал каждый этап изменения своего мировоззрения.
Немецкий исследователь Вольфрам Айленбергер (род. 1972), основатель и главный редактор журнала Philosophie Magazin, бросает взгляд на одну из величайших эпох немецко-австрийской мысли — двадцатые годы прошлого века, подробно, словно под микроскопом, рассматривая не только философское творчество, но и жизнь четырех «магов»: Эрнста Кассирера, Мартина Хайдеггера, Вальтера Беньямина и Людвига Витгенштейна, чьи судьбы причудливо переплелись с перипетиями бурного послевоенного десятилетия. Впечатляющая интеллектуально-историческая панорама, вышедшая из-под пера автора, не похожа ни на хрестоматию по истории философии, ни на академическое исследование, ни на беллетризованную биографию, но соединяет в себе лучшие черты всех этих жанров, приглашая читателя совершить экскурс в лабораторию мысли, ставшую местом рождения целого ряда направлений в современной философии.
Парадоксальному, яркому, провокационному русскому и советскому философу Константину Сотонину не повезло быть узнанным и оцененным в XX веке, его книги выходили ничтожными тиражами, его арестовывали и судили, и даже точная дата его смерти неизвестна. И тем интереснее и важнее современному читателю открыть для себя необыкновенно свежо и весело написанные работы Сотонина. Работая в 1920-е гг. в Казани над идеями «философской клиники» и Научной организации труда, знаток античности Константин Сотонин сконструировал непривычный образ «отца всех философов» Сократа, образ смеющегося философа и тонкого психолога, чья актуальность сможет раскрыться только в XXI веке.В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.
В сегодняшнем мире, склонном к саморазрушению на многих уровнях, книга «Философия энтропии» является очень актуальной. Феномен энтропии в ней рассматривается в самых разнообразных значениях, широко интерпретируется в философском, научном, социальном, поэтическом и во многих других смыслах. Автор предлагает обратиться к онтологическим, организационно-техническим, эпистемологическим и прочим негэнтропийным созидательным потенциалам, указывая на их трансцендентный источник. Книга будет полезной как для ученых, так и для студентов.
I. Современный мир можно видеть как мир специалистов. Всё важное в мире делается специалистами; а все неспециалисты заняты на подсобных работах — у этих же самых специалистов. Можно видеть и иначе — как мир владельцев этого мира; это более традиционная точка зрения. Но для понимания мира в аспектах его прогресса владельцев можно оставить за скобками. Как будет показано далее, самые глобальные, самые глубинные потоки мировых тенденций владельцы не направляют. Владельцы их только оседлывают и на них едут. II. Это социально-философское эссе о главном вызове, стоящем перед западной цивилизацией — о потере ее людьми изначальных человеческих качеств и изначальной человеческой целостности, то есть всего того, что позволило эту цивилизацию построить.
Санкт-Петербург - город апостола, город царя, столица империи, колыбель революции... Неколебимо возвысившийся каменный город, но его камни лежат на зыбкой, болотной земле, под которой бездна. Множество теней блуждает по отражённому в вечности Парадизу; без счёта ушедших душ ищут на его камнях свои следы; голоса избранных до сих пор пробиваются и звучат сквозь время. Город, скроенный из фантастических имён и эпох, античных вилл и рассыпающихся трущоб, классической роскоши и постапокалиптических видений.