История гражданской войны в СССР. Том 2 - [225]
Под таким аппаратом Ленин имел в виду банки, почту, телеграф, потребительские союзы. Но и этот аппарат можно использовать, только разгромив буржуазное государство, только «отрезав, отрубив» капиталистов. Мало того, Ленин прямо подчёркивал, что и в самом неугнетательском аппарате пролетариату придётся столкнуться с сопротивлением высших служащих.
«А с высшими служащими, которых очень немного, но которые тянут к капиталистам, — писал Ленин, — придётся поступить, как с капиталистами, «по строгости». Они, как и капиталисты, окажут сопротивление. Это сопротивление надо будет сломить…»[743].
Саботаж чиновников затруднял использование отдельных частей старого сломанного аппарата. Но вместе с тем сопротивление чиновников ускоряло сроки окончательного слома старой машины и создания новой. В борьбе с саботажем создавался новый государственный аппарат, выраставший из Советов.
Советское правительство, составленное решением II съезда Советов, немедленно приступило к работе. Однако новые комиссариаты были без аппарата. Они не имели даже помещений. Народные комиссары расположились в Смольном. В комнатах Смольного появились небольшие столики с надписями: «Народный комиссариат…» Большевики, назначенные комиссарами, утомлённые бессонными ночами восстания, немедленно приступали к работе.
Товарищ Менжинский 30 октября был назначен народным комиссаром финансов.
Для того чтобы немедленно выполнить постановление правительства, товарищ Менжинский с одним из товарищей принёс в комнату управления делами Совнаркома большой диван и укрепил над ним надпись: «Комиссариат финансов». Затем уставший от бессонных ночей товарищ Менжинский тут же улёгся спать.
Владимир Ильич прочитал надпись над спящим комиссаром и, смеясь, сказал: «очень хорошо, что комиссары начинают с того, что подкрепляются силами»[744].
В эти дни после Октябрьской революции народные комиссары почти не появлялись в старых министерствах. Эсеры, меньшевики и кадеты расценивали этот факт как слабость большевиков.
«Никто их торжеству, — писал Демьянов, — всерьёз не верил, да и сами большевики не были уверены, что властью они завладели по-настоящему. Это сказывалось между прочим в том, что на ту отрасль правления, которая выражалась в государственной деятельности министерства, они в первое время почти совсем не обращали внимания»[745].
Постановление Совета Народных Комиссаров, написанное И. В. Сталиным, о реквизиции типографии буржуазной газеты для надобностей Балтфлота.
Старые бюрократы так же, как и меньшевики, не представляли себе возможности организации государственного аппарата помимо министерств. Старый аппарат по инерции продолжал работать. По-прежнему чиновники являлись в министерства, попрежнему министерства рассылали во все концы России бесчисленные бумаги. В тех случаях, когда народные комиссары пытались начать свою работу с принятия дел в соответствующем министерстве, они встречали пассивное сопротивление чиновников.
Стоило народному комиссару появиться в здании министерства, как залы министерства моментально пустели. На местах оставались технический персонал и служащие, сочувствующие большевикам.
В первые дни существования советской власти народные комиссары пытались использовать обломки старого государственного аппарата. Это были обломки, ибо власти у этого аппарата уже не было. Но в то же время эти обломки нужно было подчинить себе, овладеть связями, отобрать живых людей. В этот короткий промежуток времени после Октябрьской революции некоторые народные комиссары подписывали декреты как «комиссары министерств». А. В. Луначарский впервой декларации о принципах организации народного просвещения писал:
«Текущие дела должны идти пока своим чередом через министерство народного просвещения»[746].
Но развернувшийся саботаж показал, что сломать в старом аппарате нужно как можно больше, а возможностей использования старого, даже обломков, оказалось очень мало. Саботаж чиновников принимал самые разнообразные формы — от открытого отказа работать до наивных попыток запутать представителей Советов в канцелярском делопроизводстве. Когда члены коллегии при комиссариате почт и телеграфа пришли в министерство, чиновники потребовали документ, подтверждающий полномочия коллегии на управление министерством. Такой документ был составлен и дан на подпись Ленину.
Чиновники, рассмотрев документ, пошушукались и заявили, что мандат недействителен, так как бумага без исходящего номера и на документе нет печати. Ленину рассказали о случившемся. Владимир Ильич, внимательно рассмотрев бумагу, рассмеялся, заметив:
«Они правы. Подобный официальный документ должен быть за печатью и исходящим номером. Ну, а в министерстве вы крепко сидите! Стало быть, революцию можно делать и без исходящего» [747].
Контрреволюция рассчитывала, что у большевиков не найдётся людей для работы в новом государственном аппарате.
Но Военно-революционный комитет ещё 29 октября обратился ко всем районным военно-революционным комитетам со следующим предписанием:
«Сообщите всем фабрично-заводским комитетам, районным правлениям профессиональных обществ, больничным кассам, партийным комитетам и прочим пролетарским организациям, чтобы они немедленно выявили лиц, желающих работать в революционных организациях в качестве бухгалтеров, машинисток, писцов, артельщиков, посыльных служителей и пр. (независимо от пола) на постоянных или временных должностях»
