История гражданской войны в СССР. Том 1 - [13]
«Еще в начале войны в Думу стали поступать сведения, что вывозка по узкоколейной дороге из Архангельска очень затруднена, а порт завален грузами. Заказы из Америки, Англии и Франции складывались горами и не вывозились вглубь страны. Уже в первые дни войны Литвинов-Фалинский предупредил, что Архангельский порт в ужасном состоянии. Из Англии ожидалось получение большого количества угля для петроградских заводов, но уголь этот негде было даже сложить. Несмотря на то, что Архангельск был единственный военный порт, соединявший нас с союзниками, на него почти не обращали внимания. В одном из первых же заседаний Особого совещания пришлось поднять вопрос об Архангельске и запросить министров, что они намерены предпринять. Министры в лице Сухомлинова, Рухлова и Шаховского либо отписывались, либо обещали на словах, ничего на деле не предпринимая. Между тем к концу лета 1915 года количество грузов было так велико, что ящики, лежавшие на земле, от тяжести наложенных поверх грузов буквально врастали в землю»[50].
В прифронтовой полосе. Разрушенные фабрики.
В прифронтовой полосе. Разрушенные села.
Разрушалось и все грузное здание императорской России. Издержки войны оказались для нее непомерно тяжелыми. За первые три года войны страна израсходовала 167 процентов всей совокупности доходов 1913 года, в то время как Франция — 105 процентов, Англия — 130 процентов. Только в Австро-Венгрии эти расходы достигли 160 процентов.
Тяжесть войны обрушилась на Россию с наибольшей силой. 30 месяцев напряжения вызвали в стране развал промышленности, упадок сельского хозяйства, транспортный кризис, голод.
«Мы в тылу бессильны или почти бессильны… — писал Гучков в августе 1916 года генералу Алексееву, начальнику штаба верховного главнокомандующего. — Наши способы борьбы обоюдоостры и при повышенном настроении народных масс, особенно рабочих масс, могут послужить первой искрой пожара, размеры которого никто не может ни предвидеть, ни локализовать»[51].
Война всей своей тяжестью обрушилась на плечи рабочих и крестьян. Массы все больше и больше охватывало революционное возмущение. Страна стояла перед взрывом. Империалистская война оказалась могучим ускорителем революции.
Ту же школу нужды и революционного воспитания проходила и армия. Кровавая бойня и неисчислимые потери открывали глаза обманутым. Миллионы убитых и искалеченных с беспощадной жестокостью вскрыли истинный смысл войны, ее грабительский характер.
К тяжелому кошмару бойни присоединялись невыносимые материальные лишения. Окопы, полные грязи и нечистот, отсутствие горячей пищи, недостаток хлеба, вши — такова общая картина фронтовой жизни.
«Знаешь, как на позиции? — читаем мы в одном из многих и многих характерных солдатских писем. — Стоим в окопах. Холод, грязь, паразиты кусают, кушать один раз в сутки дают в 10 часов вечера, и то чечевица черная, что свинья не будет есть. Прямо так с голоду можно умереть…»[52]
Плохо вооруженная, руководимая бездарными генералами, обкрадываемая продажными интендантами, армия терпела поражение за поражением. Без веры в себя, без доверия к своим командирам, не зная, во имя чего гибнут миллионы, неподготовленная, голодная и разутая, она оставляла противнику города, целые области, десятки тысяч пленных.
Тяжелые поражения озлобляли солдат. В массах зрело недовольство, переходившее в глухое брожение, а потом и в активные выступления. Проклиная бестолковщину и неразбериху, солдаты отказывались выполнять приказы, не шли в наступление, избегали боя.
«Здесь в армии большое волнение, — писали с Северного фронта, — надоело уж очень воевать. Уже несколько раз прикажут идти в наступление, но солдаты не выходят из окопов и конец, и так что наступление оставляют»[53].
Другой солдат из 408-го пехотного Кузнецкого полка того же фронта сообщал:
«Я в наступление ходил четыре раза, только ничего не вышло: не пошли наши полки наступать. Кое-кто пошел, а кое-кто не вышел из окопов, так и я не вылез из окопов»[54].
По сведениям царских цензоров, вскрывавших солдатские письма, больше 60 процентов авторов писало о неуклонном росте пораженческих настроений. Солдаты бежали с фронта, сдавались в плен или сами простреливали себе руки, ноги, чтобы лечь в лазарет.
От диких ужасов войны пускались в дезертирство. Жили в обстановке постоянной травли, в страхе ежеминутной выдачи полиции. И все же предпочитали пребыванию на фронте полуголодную жизнь дезертира, за которым полевые жандармы охотились, как за зверем.
В 1916 году русская армия насчитывала уже более полутора миллионов дезертиров.
Русские солдаты в походе.
И без того тяжелое положение солдат становилось невыносимым из-за самодурства офицеров. Мордобой и угроза постоянных взысканий преследовали солдат на каждом шагу. За малейший проступок подвергали наказанию. Били за ошибки по службе, лупили за не вовремя отданную честь, за недоставленную водку. Калечили в пьяном виде, кровавили носы и в трезвом, срывая на солдате злобу за свои промахи. «Солдатское личико вроде как бубен: чем звонче бьешь, тем сердцу веселей», со злой иронией говорили солдаты по поводу мордобоя в армии.
