История Геродота - [3]

При всех своих недостатках, главным из которых был постоянный, неутолимый голод, Распорядитель-экономист воистину был профессионалом и имел невероятное чутье на возможные стихийные бедствия, а вдобавок мог определить урожайность с точностью до одной амфоры. Архистритиг подозревал, что радения за дела народные есть с его стороны не что иное, как просто страх самому остаться голодным. Но не важно какого цвета собака, лишь бы она сторожила дом.

Кстати, о собаках. Зять на совещание пришел, задумчиво пил воду и, кажется, совсем не слушал экономические споры. Не его ума было дело. Морской змей погоды не делал и не избавлял от обязанности в обиду государство не давать, радеть честно, не мздоимствуя, вешать пиратов и топить в море контрабандных рабов. Богатый полис привлекал хитрых финикийцев, жестоких египтян, заносчивых афинян и просто Кибела знает кого, желающих обманом ли, силою урвать кусок хлеба и глоток вина.

Таможенные галеры сновали по всему побережью, умело пользуясь течениями, ветрами, тайными заливами, волшебным огнем и летучим десантом. Кто и что только не попадались им в руки! Запрещенные ткани с яростными божествами Пунта, крамольные книги и свитки о связях с загробным миром, где загубленные души кричали из каждого иероглифа, божественная пудра, оживляющая покойников и лишающая души живых, слонята и тигрята для личных зверинцев, перволюди, обросшие шерстью, знающие допотопные слова и яростные в любви, для развратных матрон, огненная вода с далекого севера, пьянящая сильнее чем вино, рождающая не веселие, но леденящую печаль, и многое, многое другое.

А недавний случай вышел совсем злой. Под палубой критского торговца прятались неведомые люди с пришитыми шкурами, хохлами на головах и татуировками на задах. Цивилизованных языков они не понимали, лопотали что-то похожее на заклинания (отчего и впрямь поднялась волна), и Аристотель устало приказал отрезать им колдовские языки и прибить к той мачте, на которой уже качался незаконопослушный критянин. Оставленная в живых команда, обреченная на соляные рудники, клялась, что о дикарях ничего не ведала. Утомленный долгой погоней за прыткой галерой и раздраженный с каждым днем расширяющейся Ойкуменой, Аристотель махнул рукой и спалил корабль.

Мир определенно катился в бездну. Учения о шарообразности Земли Аристотеля не трогали. С каждым разом он убеждался, что к лоскутку Ойкумены кто-то пришивает еще и еще полотно, причем не диких, пустынных земель, а населенных странными народами, как на подбор вороватыми и лживыми. Где они - хитрые троянцы? Воинственные ахейцы? Мрачные нубийцы? Искусные атланты? С ними можно было сразиться лицом к лицу, лоб в лоб, они не убегали, как трусливые лисы из курятника, отравляя воздух своим страхом, они умели владеть мечом, знали толк в морских сражениях, яростно кусали свои щиты и продавали свои жизни очень дорого. Где они все? Что с ними случилось? К каким богам обратиться за ответом? Какой провидец мог дать мудрый совет?

Когда Геродота посадили в тюрьму (совершенно справедливо, о чем бы там не выла досточтимая Таис), Аристотель пересмотрел все его свитки, книги, дощечки, но и там не нашел понимания. Каждая буква прошлого была пропитана воинским потом и окроплена кровью патриотов, но они ничего не добавляли к тому, чему Аристотель был свидетелем - жирная скотина Распорядитель-экономист никак не находил поводов к тому, чтобы похудеть.

Следующим вопросом повестки было изведение змея.

Аристотель мрачно предложил гадину не трогать, а наоборот - приручить ее всевозможными способами. Например, скармливать змею всех подвернувшихся пиратов, контрабандистов и мздоимцев. "А зачем?" - осведомился Архистратиг. А затем, чтобы нес тот службу государственную, из под воды чуя финикийцев. "Не обожрется?" - резонно заметил Демосфен. Аристотель прикинул, подсчитал и парировал, что столь обильная пища наверняка привлечет еще кого-нибудь из его змейского племени, а уж вдвоем - втроем гады пучинные справятся.

Распорядитель-экономист, судя по всему, язвительности беседы не уловил, и идея о приручении змеев произвела на него самое благоприятное впечатление. Он напомнил о давнишней заявки из Фессалии на всяких чудных животных для тамошнего зверинца. "Вот и лови его на свое брюхо", - разъярился Аристотель. Демосфен рассмеялся и приказал принести кувшины с кофе.

Змея действительно было всем как-то жалко, но слух о нем ширился, в последующие месяцы купцы могли задрать цены на перевозку из-за этой мнимой опасности, а проклятые деньги решали все. Аристотель вновь мрачно предложил набить какого-нибудь гражданина потолще ядовитыми травами и отдать на растерзание чудовищу, дабы тот жизнью своей благородной город великий спас от угрозы, прославив в веках храбрость эллинов и память оставив по себе благодарную. Гад же морской не настолько голодный, дабы кидаться на храбрых людей и достойных, опасливо погладил свой живот Распорядитель-экономист, может он пищи плохой и не взять, нюхом звериным почуяв обман, и вновь корабли и торговцев пугать и тиранить, амфоры красть и смрадом на девок дышать...