История Фридриха Великого - [70]

Шрифт
Интервал

   -- Я к тебе всегда расположен, любезный Граун, -- ответил король, -- а потому хочу знать твою причину сейчас же.

   -- А если так, -- отвечал Граун, взяв свою партитуру и указывая на нее королю, -- причина та, что над этим я сам король.

   -- Ты прав, -- согласился Фридрих, -- оставим все по-старому.

   Так протекала жизнь Фридриха в Сан-Суси между учеными и поэтами, в занятиях литературой, науками и музыкой. Но в мире нет прочных радостей. И в этой семье людей просвещенных и умных, трудившихся под всеобъемлющим гением Фридриха на пользу просвещения, возникли раздоры, загорелись тайные интриги. Более всего огорчало короля, что первый его любимец, Вольтер, был всему причиной.

   Непостоянство характера, ненасытная корысть этого человека, его непомерная зависть и желание везде и во всем играть первую роль заставляли его противодействовать даже тем, кому он прежде сам покровительствовал. Так, рекомендовал он Фридриху молодого литератора Арно. Король принял его в секретари, и скоро молодой {233} человек своими поэтическими произведениями заинтересовал в свою пользу и короля, и весь двор. Успехи Арно показалась опасными Вольтеру, и он употребил все низости интриги, чтобы удалить его от двора. По его же рекомендации был приглашен Фридрихом ученый естествоиспытатель Мауперций, который впоследствии занял место президента Академии. Ученая слава и влияние Мауперция на короля скоро обеспокоили честолюбие Вольтера. Он старался вредить Мауперцию безымянными статьями, и между обоими антагонистами родилась смертельная вражда. Кроме того, у Вольтера завязался грязный процесс с евреем, который жаловался, что великий поэт обманул его, продав поддельные камни за настоящие. Но всего более Вольтер повредил себе тайными сношениями с иностранными послами и вмешательством в дела политические. Фридрих, наконец, вынужден был заметить ему все неприличие его поведения. Но Вольтер не унялся и восстановил короля против себя совершенно. Мауперций в одном из своих сочинений описал новое открытие в естественной науке; другой натуралист доказывал ему, что открытие это сделано Лейбницем и давно уже известно. Начался ученый спор, в котором берлинская Академия горячо отстаивала своего президента. Вольтер, чтобы нанести сопернику жестокий удар, напечатал в иностранной газете анонимное "письмо из Берлина", в котором осмеивал ученость Мауперция. Фридрих, оскорбленный унижением своего академика, сам написал возражение на письмо Вольтера, где в резких выражениях доказывал невежество, бесстыдство и зависть автора. Тогда Вольтер сочинил жгучую сатиру на Мауперция под названием "История доктора Акакия". Фридрих прочел ее в рукописи, очень забавлялся остроумием автора, но взял с него слово, что сатира не будет напечатана. Несмотря на то, сатира была напечатана в Дрездене. Фридрих был вне себя от негодования и тотчас же приказал объявить Вольтеру, что он уволен со службы. Но бешенство и отчаяние Вольтера достигло до высочайшей степени, когда на другой день, перед самыми его окнами, его "Доктор Акакий" был всенародно сожжен рукой палача.

   К такому позору он не был приготовлен. Он запечатал свой патент, орден и камергерский ключ в пакет и отправил их к королю, при письме, в котором старался оправдаться и сложить вину на других. На это Фридрих ему отвечал: {234}

   "Ваше бесстыдство меня удивляет; тогда как поступок ваш ясен, как день; вместо сознания вины, вы еще стараетесь оправдаться. Не воображайте, однако, что вы можете убедить меня в том, что черное -- бело: иногда люди не видят потому, что не хотят всего видеть. Не доводите меня до крайности, иначе я велю все напечатать, и тогда мир узнает, что если сочинения ваши стоят памятников, то сами вы по поступкам своим достойны цепей. Я бы желал, чтобы только мои сочинения подвергались стрелам вашего остроумия. Я охотно жертвую ими тем, которые думают увеличить свою известность унижением славы других. Во мне нет ни глупости, ни самолюбия других авторов. Интриги писателей мне всегда казались позором литературы. Не менее того я уважаю всех честных людей, которые занимаются ею добросовестно. Одни зачинщики интриг и литературные сплетники в моих глазах достойны всяческого презрения. Молю Всевышнего, чтобы он вразумил вас и помиловал".

   Казалось бы, что после такого письма для Вольтера все кончено при прусском дворе, но хитрый француз, зная нежные струны сердца Фридриха, прикинулся совершенно несчастным и отчаянным, просил лишить его жизни, если у него отнята милость монарха и сумел до того разжалобить короля, что в тот же вечер произошло примирение. Вольтер получил обратно все знаки королевской милости. Но прежняя короткость между поэтом и монархом не могла возобновиться. До Вольтера дошли слухи, что король хотел только дождаться благовидного случая, чтобы уволить его совершенно и поэтому сказал одному из своих приближенных: "Когда апельсин начинает загнивать, надо из него выжать сок, а скорлупу бросить". Вольтер понял, что для него будет выгоднее предупредить свою отставку и стал проситься в отпуск на пломбиерские воды, во Францию. Король не удерживал его. В марте 1753 года оба расстались друзьями.


Еще от автора Федор Алексеевич Кони
Рекомендуем почитать
Василий Алексеевич Маклаков. Политик, юрист, человек

Очерк об известном адвокате и политическом деятеле дореволюционной России. 10 мая 1869, Москва — 15 июня 1957, Баден, Швейцария — российский адвокат, политический деятель. Член Государственной думы II,III и IV созывов, эмигрант. .


Артигас

Книга посвящена национальному герою Уругвая, одному из руководителей Войны за независимость испанских колоний в Южной Америке, Хосе Артигасу (1764–1850).


Хроника воздушной войны: Стратегия и тактика, 1939–1945

Труд журналиста-международника А.Алябьева - не только история Второй мировой войны, но и экскурс в историю развития военной авиации за этот период. Автор привлекает огромный документальный материал: официальные сообщения правительств, информационных агентств, радио и прессы, предоставляя возможность сравнить точку зрения воюющих сторон на одни и те же события. Приводит выдержки из приказов, инструкций, дневников и воспоминаний офицеров командного состава и пилотов, выполнивших боевые задания.


Добрые люди Древней Руси

«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.


Иван Никитич Берсень-Беклемишев и Максим Грек

«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.


Антуан Лоран Лавуазье. Его жизнь и научная деятельность

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад отдельной книгой в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют по сей день информационную и энергетико-психологическую ценность. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.