История Фридриха Великого - [46]
"Прошу Вас, почитайте меня искренним другом. Ради Бога, пишите ко мне, как к человеку, презирая вместе со мной титул, звания и наружный блеск. До сих пор у меня еще так мало времени, что я не могу прийти в себя. Много сделано и еще более замышляю. Работаю обеими руками: с одной стороны для войска, с другой -- для народа и наук. Я думаю, что со смерти отца моего, я весь принадлежу государству. При таком убеждении я трудился изо всех сил и старался сделать все от меня зависящие распоряжения к общему благу. Во-первых, я увеличил силу государства 35 батальо-{159}нами пехоты, пятью эскадронами гусар и одним эскадроном лейб-гвардии и положил основание нашей новой Академии. Вольфа, Мауперция, Вокансона и Альгаротти я уже приобрел, от Гравесанда и Эйлера жду ответа. Я учредил новый департамент мануфактур и торговли, а теперь зазываю на службу живописцев и ваятелей. Но всего труднее для меня основать во всех провинциях новые хлебные магазины, которые могли бы снабдить все государство хлебом на полтора года".
Из откровенности, с которой написаны эти письма, можно заключить о расположении Фридриха к Фернейскому философу. Хитрый Вольтер не упустил случая воспользоваться этим расположением и, чтобы сберечь своему высокому почитателю драгоценное время, потраченное на письма, явился лично в Берлин. Приезд его был истинным торжеством при дворе прусском.
Чтобы придать себе еще более веса, Вольтер вздумал разыграть роль политического агента со стороны версальского кабинета, но так как у него не было верительных грамот от французского правительства, то Фридрих обратил его выдумку в шутку. Каждый раз, когда Вольтер заикался о политике и государственных делах, Фридрих просил его прочесть сцену из трагедии, к сюжету которой относились его политические воззрения.
Несмотря на эти маленькие колкости, которые прямо указывали Вольтеру его место, он был ласкаем и превозносим похвалами {160} как самим королем, так и всем двором. Но Фридрих любил в Вольтере один его гибкий ум: как человека, он разгадал его давно и убедился, что характер поэта не совсем чист от нравственных пятен. Потому он ставил с большой роскошью трагедии его на сцене, аплодировал им от души, хвалил поэта, осыпал его подарками, но не допускал его в святилище своих политических замыслов.
Вообще роскошь придворных праздников была доведена Фридрихом до небывалого блеска. Он хотел явиться в глазах иностранных принцев и послов, посещавших его двор, достойным представителем одной из главных германских держав. Хотя он очень экономически распоряжался при каждом новом учреждении, но на придворный блеск и на уплату знаменитым артистам не щадил ничего. Эти издержки входили в его политические планы.
Зато лучшие танцовщики Франции, первые певцы Италии и виртуозы целого мира являлись попеременно то на берлинской сцене, то в залах Шарлоттенбургского дворца. Но если кто из этих артистов зазнавался или относился к нему с нескромными требованиями, Фридрих тотчас давал ему отставку, говоря: "Бывши принцем, я платил из своего кармана, но теперь я король и, стало быть, казначей моего народа".
Таким образом отставил он знаменитого балетмейстера Потье за то, что он невежливо и высокомерно обошелся с одним из директоров оперы. Потье был в связи с девицей Роланд, превосходной танцовщицей, отличавшейся, кроме того, красотой. Опала Потье заставила и ее подать в отставку. Король готов был удвоить ее жалованье, чтобы только удержать ее в Берлине, но ни за что не соглашался для нее оставить Потье. Он написал по этому случаю статью, которую приказал напечатать во всех берлинских газетах.
"Не входя в подробное исследование, -- говорит он в этой статье, -- какого рода отношения г-жи Роланд с г. Потье, надо, к сожалению, сказать, что все старания разлучить их, при отставке Потье, остались тщетными. Наслаждение видеть на нашей сцене одну из первоклассных танцовщиц Европы можно было купить не иначе, как приняв в то же время на свое попечение и первейшего глупца и невежду, какой когда-либо состоял в штате Терпсихоры. Что делать! Нет золота без примеси, нет розы без шипов!"
Много издерживал Фридрих на публичные здания, которым придавал красивый вид, созидая их в строгом классическом стиле, {161} по всем правилам греческой соразмерности. К Шарлоттенбургскому дворцу сделана была великолепная пристройка, в которую он поместил музей древностей, купленный им по смерти кардинала Полиньяка. Для всех построек в столице им была учреждена особенная комиссия строений, составленная из талантливых и опытных зодчих. В ней знаменитый Кнобельсдорф занимал почетное место.
Фридрих всеми силами стремился к трем предметам: развить дух трудолюбия в своем народе, поощрить разработку первоначальных или сырых произведений Пруссии и не допустить звонкой монете выходить из пределов государства.
Зная, что многие богатые люди часто ездят за границу для удовольствия, расточают в чужих краях значительные суммы денег и перенимают у чужестранцев одни смешные стороны, он запретил своим подданным выезд из Пруссии совершенно и предоставил это право, с личного своего разрешения, только торговым людям и больным.
