История Фрэнка - [31]
Настоящее вращается в западне. Его изображение украшает кредитные карточки. Владельцы «Синатра МастерКард» могут получить кредит в 50 000 долларов, бонусы для путешествий. Может, следовало остановиться в расходах.
Да, но немного раньше он напился у себя дома с Брюсом Спрингстином и Бобом Диланом. «Отличные парни». Они пели, играли на пианино. Стаканы бурбона следовали один за другим. На следующий день он подал Барбаре мысль — приглашать ребят почаще. Реплика почтенной женщины: «Только через мой труп».
Рассмотрите его хорошо, этого старого негодяя — как он записывал «Лос-Анджелес — моя дама» в Нью-Йорке с Квинси Джонсом. Он был весь красный, без очков не мог разобрать текст. Он зажигал сигарету между каждыми двумя куплетами. Он всегда умел делать это. Улыбка, с которой он выдыхал дым. Ему тридцать лет — вдруг.
Бросьте взгляд на этого пузатого увальня в спортивных трусах, сидящего в шезлонге в Монте-Карло. Чего вы хотели? Этот американец с достойными сожаления манерами — легенда. Против этого не попрешь. Сегодня вечером у него гала-представление. Этот сальный итальяшка, эта раздутая свинина, пропитанная алкоголем — герой, артист, о котором говорят: «Я отдал бы что угодно, лишь бы встретиться с ним». Тот, о ком могли бы еще сказать: «Фрэнки, малыш, ты лучше всех». В сущности, поп-звезды типа Мика Джаггера должны им восхищаться до смерти. Этот бык в смокинге был воином. Свои сражения — он все их выиграл. Другие строили соборы. Синатра сделал себе крепость из мелодий. Ему прощают все. Его парик. Его высокомерие. Его куцые концерты. Его рыцарское достоинство в мизинце левой руки. Несчастье ему не подходит. Он великолепен. Его жизнь поделена между баснословным и чрезвычайным.
Это действительно он. Телосложение римского императора, утомленного всеми своими победами, вернувшегося со всех своих бесполезных войн. Искаженное зеркало американской мечты. Этот человек насилия молча сел в полутень своей ложи, поставив стакан на правое бедро. Уничтожать бурбон — это занятие, казалось, поглощало всю его энергию. Он сосчитал окурки, скопившиеся в пепельнице. Уже шесть. За сколько времени? Он потерял свою светящуюся улыбку борца. В глубине его поднимался голос. Он еле сдерживался, чтобы не выкрикнуть: «Черт возьми, весь мир умирает, там внутри!»
Его последнее выступление прошло 25 февраля 1995 года на турнире по гольфу в Палм-Спрингс, который носил его имя. Он поклонился публике. Это его приветствие было столь же старо, как и он сам. Отличный удар, мистер Синатра.
Это Дин любил гольф, не он. А ему играть приходилось. Вяло. Из зелени он предпочитал загородный клуб. Ему аплодировали. Туда нужно было ходить. Он положил мяч на подставку, которую только что установил. Не запустить бы его в деревья. Он расставил ноги и принял позу для удара. Все вокруг смотрели только на него. Когда все это кончится? Недостаточно высоко. Деревья — вот его враги. Аплодисменты возобновились с новой силой. Они ничего не понимают, эти дураки. Не пойти ли лучше позавтракать?
1996 год. Они разрушили «Пески». Кончились ночные гулянки и гангстеры. На Стрипе не осталось ничего, кроме парков развлечений и ресторанов, освобожденных от налогов.
Его госпитализировали из-за пневмонии и сердечного приступа. В палате ночник горел постоянно. Слышался писк монитора. У пациента были изможденные живот и руки. Старая перечница, уязвимая и хрупкая вещь.
В определенный момент вам приносят счет. Нужно платить. Наличными. Слишком много стаканов опустошено залпом. Слишком много девушек легкого поведения за один вечер.
Хорошая ли это была мысль — все это иметь?
Он верил в беспечную жизнь. Он не отклонялся от пути, который сам себе наметил. Но всегда настает час, когда всадникам приходится идти пешком. Он убил все, что любил. Его тошнило от собственной удачи. В кулаке он сжимал ветер. Саморазрушение пока не сказало своего последнего слова. Обращение ко всем машинам.
Его диски были завещаниями. Его песни были и просты, и глубоки. То был очаровательный фольклор. Синатра написал историю тени и света. Хит-парады и оплата счетов. Он сделал большой скачок — из низменного в возвышенное. Пошел в атаку на красивую жизнь. Телохранители звали его Наполеоном, Марлен Дитрих — «роллс-ройсом среди мужчин», и этому наверняка было основание.
Он любил ночи с их тайнами, с их ложью. Ночь — ничто не могло с ней сравниться. Утром надо возвращаться на землю. Это убивало. Он воплощал опасность, романтику, приключение.
Он был той Америкой, которую мы любим, которой никогда не существовало, в которую мы пытаемся верить. Америку «Лета 42-го года», Америку «Завтрака у Тиффани».
Он делал ностальгию, как дышал. Никогда не пел песню два раза одинаково. Поэзия искрилась под прожекторами. Он поднимался на сцену, улыбался; легкий поклон корпусом, пауза, пока не стихнут аплодисменты. Шли первые ноты песни «У меня мир на бечевке». Слушайте его. Он знает меру — и, наконец, бросает фразу, как подают теннисный мяч. Садится на табурет, требует виски, скандалит для проформы, потому что выпивку принесли в пластиковом стаканчике. В токийском «Будокане» в Токио он дал свой красный платочек японке, подошедшей с букетом цветов. В нем жил Гэтсби. Никогда не узнаешь, в какой зеленый свет он верил. Если он и походил на кого-либо, то не на певца, а на Джека Николсона. С ним рядом всем правил секс, деньги, запахи похмелья. Этот депрессивный маньяк получил свой акр земли в Теннесси от «Джека Дэниэлса». Марка не осталась неблагодарной.
