История Флоренции (Книги 1-4) - [79]

Узнав, что мессер Ринальдо и его партия взялись за оружие, Синьория увидела, что на защиту ее никто не выступает, и велела запереть дворец, где, не слыша ни от кого доброго совета, пребывала в полной нерешительности.

Однако то обстоятельство, что мессер Ринальдо задержался на площади, ожидая подмоги, которая так и не подошла, отняло у него победу и дало Синьории возможность укрепиться, а множеству граждан прийти ей на помощь, и, кроме того, члены Синьории имели теперь время подумать о мерах, которые заставили бы выступивших сложить оружие. И вот кое-кто из них, наименее подозрительные для мессера Ринальдо,[475] отправились к нему и заявили, что Синьория понятия не имела о причинах этого выступления, что у нее и в мыслях не было покуситься на него лично и что если речь о Козимо вообще заходила, то вопрос о его возвращении даже не поднимался. Если же их опасения связаны с этим, то пусть они явятся во дворец - их хорошо примут, и все их пожелания будут благожелательно рассмотрены. Речи эти не поколебали мессера Ринальдо, он ответил, что безопасность его и других будет обеспечена лишь в том случае, если члены данной Синьории вернутся к частной жизни, а в управлении государством произойдет переустройство для общего блага.

Однако, когда нет единого руководства, а мнения руководящих расходятся, редко бывает возможным полезное решение. Ридольфо Перуцци поколебали речи посланцев Синьории, и он ответил, что добивался лишь одного - чтобы не возвращали Козимо - и если Синьория с этим согласна, ему такой победы достаточно и он не желает кровопролития ради победы более полной, а потому готов повиноваться Синьории. Вместе со своими людьми он вошел во дворец, где их встретили с большой радостью. Проволочка мессера Ринальдо на Сант Апполинаре, недостаток мужества у мессера Паллы и уход Ридольфо вырвали из рук мессера Ринальдо успех, граждане, следовавшие за ним, утрачивали пыл, и к этому добавилось еще вмешательство папы.

XXXII

Папа Евгений,[476] изгнанный из Рима народом, находился тогда во Флоренции. Услышав о возникших беспорядках и считая своим долгом содействовать умиротворению, он поручил патриарху, мессеру Джованни Вителлески,[477] закадычному другу мессера Ринальдо, отправиться к нему и пригласить его к папе, ибо папа уверен, что Синьория к нему прислушается и он сможет силой своей власти и доверия, которым он пользуется, добиться для мессера Ринальдо и его партии полной безопасности и удовлетворения без кровопролития и ущерба для граждан. Уступив настояниям друга, Ринальдо со всеми своими вооруженными сторонниками отправился в Санта Мария Новелла, где проживал папа. Евгений заявил ему, что Синьория в знак полного своего доверия к папе поручила ему уладить все это дело, каковое и решится к полному удовлетворению мессера Ринальдо, как только он сложит оружие. Мессер Ринальдо, видя холодность мессера Палла, легкомыслие Ридольфо Перуцци, подумал, что иного выхода нет, и бросился в объятия папы, надеясь все же, что уважение к главе церкви избавит его от всякой опасности. Тогда папа велел объявить Никколо Барбадоро и другим, ожидавшим во дворе, чтобы они возвратились по домам и разоружились, а мессер Ринальдо останется у него для ведения переговоров с Синьорией.

XXXIII

Синьория, видя, что враг обезоружен, начала при посредничестве папы вести переговоры, но в то же время тайно послала в горы в окрестностях Пистойи за своей пехотой, которую вместе с другими вооруженными отрядами ночью ввела во Флоренцию. После этого, заняв войсками все укрепленные места, она собрала народное собрание и учредила новую балию, а та, едва собравшись, постановила вернуть Козимо и всех изгнанных вместе с ним. Из враждебной партии она приговорила к изгнанию мессера Ринальдо Альбицци, Ридольфо Перуцци, Никколо Барбадоро, мессера Паллу Строцци и еще стольких других граждан, что мало было городов в Италии, где не обосновались бы флорентийские изгнанники, да и за ее пределами многие города полны были флорентийцев. Так что из-за этих решений Флоренция лишилась не только множества достойных граждан, но и части своих богатств и ремесленных предприятий.

Папа, видя, какие жестокие бедствия обрушились на тех, кто сложил оружие лишь по его просьбе, выразил крайнее свое неудовольствие, горько жаловался в беседе с мессером Ринальдо на оскорбление, нанесенное ему теми, кто нарушил данное ему слово, и призвал его к терпению и к надежде на переменчивость фортуны. Мессер Ринальдо ответил так: "Недостаток доверия ко мне со стороны тех, кому следовало мне верить, и мое чрезмерное доверие к силе вашего слова погубили меня и мою партию. Но больше всех я должен обвинять самого себя за то, что подумал, будто вы, изгнанный из своего отечества, можете удержать меня в моем. Я достаточно испытал, что такое игра судьбы, и, так как никогда не доверял счастью, могу не так уж глубоко страдать от недоли. Я знаю, что когда судьбе будет угодно, она еще может мне улыбнуться, но даже если этого никогда не случится, я всегда буду считать не столь уж большим преимуществом жить в государстве, где законы не так сильны, как люди, ибо желанна лишь такая родина, где можно безопасно пользоваться своим имуществом и обществом друзей, а не такая, где ты в любой миг можешь лишиться своего достояния и где друзья твои из страха за свое благополучие предают тебя, когда ты в них больше всего нуждаешься. Людям мудрым и достойным всегда легче слышать о бедствиях отечества, чем видеть их собственными глазами, и больше чести быть изгнанным за благородный мятеж, чем оставаться гражданином в узах неволи". От папы он ушел полный гнева и к месту изгнания