История философии - [32]

Изначально для Парменида теоретически мыслимы два допущения: 1) нечто «есть и не может не быть», — это есть «сущее» и «бытие»; 2) нечто «не есть и может не быть», — это «не-сущее» и «небытие». Первое допущение приводит на «путь убеждения и истины»; второе должно быть сразу отброшено как «совершенно непознаваемое», ибо «то, чего нет, нельзя ни познать, ни высказать» (фр. 2). Отрицание существования чего-либо предполагает знание о нем и тем самым — его реальность. Отсюда выводится принцип тождества бытия и мышления: «Мыслить и быть — одно и то же» (фр. 3); «одно и то же мышление и то, о чем мысль, ибо без сущего, в котором она высказана, тебе не застать мышления» (фр. 8, 34 — 36). «Небытие» — немыслимо, и «то, чего нет» — невозможно. Допущение наряду с «бытием» существование «небытия» имеет своим результатом «путь мнения», т. е. приводит к недостоверному знанию о вещах — «тех или иных», существующих «так или иначе». С точки зрения Парменида, необходимо, не доверяя ни «мнениям», ни ощущениям, признать истинно верным путь «есть». Из этого «есть» с необходимостью проистекают все главные характеристики истинно сущего бытия: оно «не возникло, неуничтожимо, целокупно, единственно, неподвижно и нескончаемо во времени» (фр. 8, 4 — 5). То, что «бытие» не возникло и не может погибнуть, непосредственно следует из невозможности небытия, из которого «бытие» могло бы «родиться», или в которое, уничтожившись, «бытие» сумело бы «перейти». О бытии нельзя сказать «было» или «будет», так как «оно есть все вместе, одно, сплошное» (фр. 5, 6). Оно «неделимо» и однородно (фр. 8, 22), так как признание неоднородности и делимости потребовало бы допущения пустоты (т. е. «того, чего нет»). Оно вечно пребывает на одном и том же месте (фр. 8, 29) и «ни в чем не нуждается» (фр. 8, 33).

Вторая часть поэмы Парменида посвящена «мнениям» смертных. Здесь Парменид излагает свою космологию. Мир «мнения» не вполне нереален и ложен: он «смешан» из бытия и небытия, истины и лжи. Смертные, говорит Парменид, различают две «формы» вещей. С одной стороны, это «свет», или «эфирный огонь», светлый, разреженный, всюду тождественный самому себе («бытие»). С другой стороны, это темная «ночь», плотная и тяжелая («не-бытие»). «Свет» — это «горячее», или огонь; «ночь» — «холодное», или земля (фр. 8, 56 — 59). Все вещи причастны «свету» и «тьме», либо являются смесью того и другого. Вместе с тем «ночь» есть всего лишь отсутствие «света», и утверждение этой «формы» вещей в качестве самостоятельно существующейявляется главной и поистине роковой ошибкой смертных. Космос один и со всех сторон окружен сферической оболочкой. Он состоит из ряда концентрических колец, или «венцов», вращающихся вокруг мирового центра. Боги трактуются Парменидом как аллегории небесных светил, стихий, страстей и т. д. Традиционная мифология и религия, с точки зрения Парменида, также является следствием ложного допущения существования небытия, или «множества»: подлинно существует только одно «бытие», а многоликие олимпийские божества — только «мнятся».

Учеником Парменида был Зенон Элейский (род. ок. 500 / 490 гг. до н. э.). Зенон был автором книги, включавшей в себя ряд задач, или «апорий» (греч. απορία — «затруднение»), единственной целью которых была защита учения Парменида о «бытии». Зенон подвергал анализу тезисы противников Парменида, — утверждавших, что, например, сущее множественно, а не едино; что движение, возникновение и изменение в мире вещей существуют реально и т. д., — и показывал, что все эти допущения с необходимостью приводят к логическим противоречиям. Античные авторы сообщают, что книга Зенона включала в себя 45 таких «апорий». Самыми знаменитыми были четыре «апории» против движения: «Дихотомия», «Ахиллес и черепаха», «Стрела» и «Стадий». С точки зрения элеатов, поскольку есть только одно «бытие», то оно тождественно самому себе и, следовательно, неделимо. Вера в реальную множественность вещей и реальность движения является результатом ошибочного допущения, что наряду «с тем, что есть» («бытие»), есть также «то, чего нет» («небытие»), т. е. различие в «бытии», делающее его не одним, а многим, т. е. делимым.

Именно на парадоксе делимости «бытия» (и движения) строятся все четыре задачи Зенона: 1) «Дихотомия» (букв. «деление надвое»): прежде чем пройти половину, необходимо пройти половину этого расстояния, но прежде чем пройти половину, необходимо пройти половину половины и т. д. до бесконечности. Однако «невозможно пройти или коснуться бесконечного числа точек в конечное (определенное) время» (Аристотель. Физика, VI, 2, 233а). Следовательно, движение никогда не начнется и никогда не окончится, — отсюда противоречие; 2) «Ахиллес и черепаха»: «самый быстрый бегун (Ахиллес) никогда не догонит самого медленного (черепахи), поскольку догоняющий должен прежде достичь того места, откуда сдвинулся убегающий, так что более медленный будет всегда чуть впереди» (VI, 9, 239b); 3) «Стрела»: «если всякий предмет покоится, когда занимает равное себе место, а движущийся всегда находится в точке «теперь», то летящая стрела неподвижна» (VI, 9, 239b); 4) «Стадий»: здесь говорится о «равных телах, движущихся по стадиону в противоположных направлениях мимо равных им неподвижных тел», и при этом оказывается, что «половина времени равна двойному», поскольку движущееся тело проходит мимо другого тела, движущегося ему навстречу, в два раза скорее, чем мимо покоящегося. Последняя «апория» основана на игнорировании сложения скоростей при встречном движении; первые три — логически безупречны и не могли быть разрешены средствами античной математики.