История ересей - [122]

Отправившись в Тулузу, Бернар в дороге послал письмо графу Альфонсу, в котором позволил фанатизму увлечь себя до извращения истины.

«Неужели неизвестно тебе, государь, — пишет аббат, — сколь великие раздоры причинил еретик Генрих Святой Церкви! В твоих владениях этот хищный волк принимает вид смиренного агнца, но попытайся узнать его по последствиям, какие производит его проповедь. Ни души не видно более в храмах Лангедока; духовные власти не уважаются; над святыми Таинствами кощунствуют; умирают без покаяния; детей не крестят. Может ли, после всего этого, причиной столь великого зла быть Божий человек? Без сомнения нет, а между тем этого человека слушают. Этот лживый «доктор» успел уверить, что отцы наши обманывались, что мы заблуждаемся, что смертью Иисуса не искупляется смерть христиан и что спасется только тот, кто последует новому учению. Вот почему я решился предпринять странствие, несмотря на великие немощи мои. Я отправлюсь в страну, где чудовище это произвело более всего опустошений и где никто не смел воспротивиться ему. Хотя его нечестие достаточно известно во множестве городов королевства, однако он находит у тебя пристанище и под кровом благорасположения твоего безбоязненно опустошает стадо Христово. Не удивляюсь, однако, да и удивляться нечему, что сей змий обманул тебя, ибо он имеет облик добродетели. Познайте же его! Это — отступник, избегающий власти начальников того ордена, к которому он принадлежит. Некогда он просил подаяние, после же стал проповедовать, дабы тем снискать себе пропитание. Все, что оставалось у него за издержками на необходимое, он или проигрывал или употреблял на самые преступные удовольствия — в продолжение дня упиваясь восторгами слушателей, он проводил ночи у развратниц. Осведомись, государь, о причинах, которые побудили еретика оставить Пуатье и Бордо, и тогда ты узнаешь: потому он не смеет вернуться туда, что оставил там самые постыдные следы своего разврата. Tак надеялся, государь, что такое древо даст тебе добрый плод, а из него не вышло ничего, кроме порчи, способной погубить твои начинания. И если я отправляюсь в Тулузу, то не по собственному желанию, а вследствие повелений церкви, возложивших на меня долг исторгнуть плевелы, павшие на ниву Господню, — если только на то есть надежда. Но не я, недостойный, исторгну их; я сам по себе ничто. То сделают прелаты, которых я имею назначение сопровождать и между которыми значительнейший — кардинал легат Ал ьберик, епископ Остии».

В сущности, последние слова были излишней скромностью. Рим надеялся именно на проповедь Бернара. И знаменитый аббат с блеском оправдал эти ожидания. По свидетельству католических летописей, на граждан Тулузы слово Бернара оказало огромное влияние. Мужчины и женщины плакали в церкви и публично каялись. Странствие Бернара по земле Лангедока уподоблялось победному шествию триумфатора. Бернар писал, что в Тулузе нет больше еретиков, а между тем их оставалось слишком много. Но вследствие мер, принятых римской курией и местным епископом, Генрих был снова схвачен и на соборе в Реймсе в 1148 году осужден на пожизненное заточение. Вскоре после этого он умер.

Своим примером и деятельностью Генрих, естественно, должен был увеличить число последователей евангелического учения. Сила оказанного им влияния обнаруживается в том взгляде, который имели на него католические историки Церкви. Петробрусианцев называли также генрисианами. В Генрихе совмещали все еретические учения. Из него выводили всякое зло, всякую оппозицию католицизму. В сущности это далеко не справедливо. Если, например, система Арнольда Брешианского возникла под влиянием лангедокского реформатора[79], то подобного нельзя сказать о различных ересях того же Лангедока. Догматика Генриха была той же, за которую пострадал Петр де Брюи; он только обогатил и уяснил ее проповедью, но не внес новых оснований. Доказательством того служит молчание памятников. В них какое-то смутное, хотя и сильное, впечатление оставляет личность Генриха; но они не знают, в чем, собственно, заключается ересь знаменитого проповедника, хотя подробно передают все мелкие случаи его жизни, особенно указывая на дружественные отношения с Петром де Брюи и на сходство учений того и другого. На самом деле в Генрихе в совершенстве воплотилась религиозная мысль так называемых вальденсов, названных по имени своего непосредственного учителя, но в сущности наследников Петра и Генриха. ГЪворя о догматике вальденсов, мы должны помнить об учении их отдаленных предшественников.

Когда явился Петр Вальдо, бедняк лионский[80], память о Генрихе уже начинала исчезать, о нем знали только по славному преданию. Оттого реформу Петра и Генриха связали с именем Вальдо. Это было в конце XII века, на том же Юге, где так развита была ересь катаров, хотя название последних куда больше могло подходить к последователям евангелического учения. Впечатлительную натуру Вальдо увлекла непреклонная верность евангелическому догмату в последователях Генриха. Богатый лионский негоциант, Вальдо из любви к Богу и ближним распродал и роздал все свое имущество и стал «нищим во Господе».