История эллинизма - [539]

Этими сношениями существенно изменилось, конечно, политическое положение не только Ахейского союза, но вместе с тем также остальных греческих и состоящих в связи с Грецией держав. С той поры, как возникла македонская политика, в Греции постоянно составлялась против нее оппозиция, в которой совокуплялись нравственные силы эллинизма против материальных Македонии, или вернее, которая преуспевала лишь постольку, поскольку ей удавалось соединять вместе и те и другие. Если б амфиктиония в Дельфах успела преобразоваться в национальное учреждение, то Филиппу не пришлось бы сразиться при Херонее; но эта единственная попытка установить правильное национальное объединение оказалась до того скудною, что Филипп сам задумал даже устроить в Коринфе новую форму союза, тем чтобы соединить вместе нацию или ближайшие области. Этот союз распался, борьба с Македонией возобновилась. Этоляне оказались главными поборниками; они, однако, не поняли своей задачи. Они овладели амфиктионией, но изгнали из нее представителей остальных племен; греческий мир боялся их властолюбия, насилия и грубости так же, как и царской власти. Благодаря этому ахейцам и удалось так быстро и решительно стать во главе господствовавших идей, После того этолийская политика нерешительно колебалась то в одну, то в другую сторону; однако идеи эпохи не могли приурочиться к учреждениям Ахейского союза; он утратил свой принцип или, вернее, не постиг его; он созидал единство не из сильных, а из слабых элементов эллинизма. В это время восстала Спарта, она начала быстро усиливаться и превзошла Ахейский союз. Спарта стояла уже во главе новой, более энергичной оппозиции; образовав у себя, правда, решительно монархический строй, она как раз в эту пору снаряжена была всеми средствами для того, чтобы утвердить настоящее национальное единство. Однако, вместо того, чтобы примкнуть к ней, ослепленные ахейцы обратились к Македонии. Вследствие этого владычество Македонии усилилось еще более; Вспомним, что Антигон вновь со значительным успехом принялся за почти покинутую в течение более десяти лет азиатскую политику; для Египта было весьма важно поддержать по возможности эллинскую оппозицию. Сблизившись с Македонией, Арат скомпрометировал свою прежнюю связь с Александрией; Лагид тотчас же вступил в союз с Клеоменом, побуждал его продолжать борьбу и поддерживал субсидиями.

Сам Клеомен пылал желанием продолжать войну. Он не мог не знать, что ему предстоит воевать с Ахейским союзом не в полном его составе; он справедливо рассчитывал на настроение народа в большей части городов; лучшим ручательством в успехе служило то, что Арат не обращался к македонскому царю, пока пользовался хотя некоторым влиянием. Клеомен внезапно вторгся в древнеахейскую область близ Фар; если он там, как надеялся, разобьет Арата, то это произведет сильное нравственное впечатление, тем более, что в тех старых местах был настоящий притон Аратовой партии. Не Арат, правда, был в то время стратегом, а Гипербат, однако, он все-таки вполне управлял союзом. Он со всеми ахейскими войсками двинулся к Диме, имея, вероятно, в виду этолян, одновременного нападения которых он опасался или показывал вид, будто опасается. Клеомен смело двинулся туда, расположился между неприятельским городом и позицией ахейцев, атаковал их и одержал решительную победу. Эта битва при Гекатомбее произошла весною 224 г. [39] Потеря ахейцев пленными и убитыми была весьма значительная. Если бы Клеомену вздумалось проникнуть далее, он не встретил бы сильного отряда; он, однако, предпочел вернуться в Аркадию, ограничившись лишь тем, что изгнал союзный гарнизон из Ласиона и возвратил город опять элейцам. [40] Он имел в виду дать в общинах еще сильнее развиться возникшему уже в них брожению и побудить их; заявить свое сочувствие спартанцам.

О том, что после злополучной битвы происходило в среде ахейцев, сохранились только смутные известия. Надо полагать, что негодование толпы на Арата выразилось еще сильнее, нежели после битвы при Ладокии. Приближалось время выбора стратега; Арат заявил, что не желает быть избран; не оттого, чтобы он боялся провалиться; выборы, как известно, зависели от зажиточных граждан, а в них он был вполне уверен; они просили его не отказываться, но тщетно. [41] Негодование толпы его также не пугало; он презирал ее и прежде в столь же злополучные времена. Его побуждало неожиданное затруднение, возникшее в македонских переговорах. Тотчас же после битвы при Гекатомбее он отравил к Антигону своего сына Арата, [42] с тем чтобы довершить начатые осенью переговоры касательно присылки помощи. Царь потребовал, чтобы ему сдан был Акрокоринф в качестве опорного пункта для войны в Пелопоннесе; однако, не было никакой возможности, как казалось, коринфян вопреки их желанию предать во власть македонян. Переговоры прекратились до поры до времени, с тем чтобы приискать сперва какие-нибудь иные залоги для Македонии. Вследствие таких дипломатических неудач Арат в эло время и не был в состоянии предпринять что-либо против Клеомена, а потому он и предпочел предоставить ответственность стратегии другому, а именно Тимоксену.