История эллинизма - [536]
При содействии Сфера стали в особенности печься о воспитании юношества на старый лад; потом восстановили совместные упражнения и трапезы. Наконец, для того, чтобы слово единодержавие не слишком поражало умы, Клеомен, как сообщают летописи, вызвал своего брата Эвклида в качестве второго царя. Эту непоследовательность допустили или ради вкоренившейся уже привычки, или вследствие мнимого приспособления к древнеспартанскому строю, или оттого, что это служило признаком особенного и как бы отвлеченного понятия о царской власти. Отличительной чертою следует признать также то, что Клеомен избегал блестящего представительства и напыщенной торжественности царского величия, как вошло в обыкновение в эллинистических державах; напротив, при нем вовсе не было ни кабинета, ни двора, и он являлся в солдатской простоте, как бы лишь исправляющим царскую должность. [31] Он всех принимал в своей обыкновенной одежде, не стесняясь в обращении и свободно беседуя; когда его навещали чужеземцы или послы, то к обычному спартанскому столу прибавлялось блюдо немного получше: к иноземцам, говорил он, не следует относиться чересчур лаконически. [32] Даже Полибий заявляет, что он был одним т самых любезных и привлекательных частных людей; [33] суровая прелесть его беседы, свободная и смелая искренность его личности были неодолимы, Клеомен, как видно, более всякого иного царя достоин был стоят, во главе свободного, просвещенного мира греческих граждан; и он имел ввиду упрочить национальное единство, к чему стремились все патриоты.
Противником его был Арат. Он недаром опасался Клеомена и возраставшего к нему уважения всей Греции. Beзде, где бы Арат ни сталкивался с ним, он терпел самые позорные поражения; в борьбе со Спартою обнаружились неисцелимые слабые стороны Ахейского союза. Сам Арат лишился лучшей доли своей популярности; он уже чаял, что даже поддержка зажиточных граждан, признавших в нем поборника своих интересов, в конце концов не спасет его от возраставшего негодования толпы. Что было толку в нападении на Орхомен летом 226 года? Когда Клеомен с энергичной быстротою преобразовал внутренние условия в Спарте, то Арат думал уже, что потрясенное внутри царство не в состоянии будет вести борьбу с внешним врагом, и вследствие этого хотел, как кажется, вновь напасть на спартанцев. Однако, Клеомен весною 225 года внезапно вторгся в область Мегалополя и доказал таким образом, что Спарта стала смелее и сильнее, нежели когда-либо. Весь край был разграблен; спартанцы возвращались с богатою добычей, а для того, чтобы показать неприятелю, как мало его боялись, Клеомен назначил дневку и пригласил проходивших из Мессении дионисских артистов дать представление его воинам. Как раз в это время восстала Мантинея с целью отложиться от союза. В городе для охраны новых граждан и по их предложению к союзному гарнизону были присоединены 300 ахейцев и 200 наемников. Вероятно, старожилы Мантинеи предложили сдать Клеомену как самих себя, гак и свой город. Он пришел ночью и, соединившись с ними, частью перебил, частью изгнал ахейцев, потом восстановил прежнее устройство, возвратил гражданам их старую самостоятельную политику и вернулся в Тегею. [34]
Он доказал таким образом, что новая Спарта имеет в виду не покорять, я напротив, соединять под своей гегемонией свободные, самостоятельные государства. Этот принцип соединения противодействовал подавляющему свободную и непосредственную самостоятельность политий принципу Ахейского союза, и он оказался тем более опасным, что предполагаемая ахейскими союзниками защита на деле была немощна; сверх того исключительное влияние богачей на союзные дела не в силах было заглушить и общинах всякие требования, притязания, всякое громко заявляемое настроение толпы.
От Арата не могло укрыться его затруднительное положение; он, правда, не признавался в том, что оно вызвано исключительно им самим и тем направлением, какое он придал союзным делам. В союзе находились личности с боевыми дарованиями; но он оттеснял их; всякий раз, как возникало воодушевление в народе, он подавлял его; он расстроил возможность присущего союзу свободного политического развития, предоставлял влияние одним лишь зажиточным людям и, опираясь на них, вопреки уставам забрал в свои руки исключительное заведование союзом. Всего, что Клеомен так быстро и с такою блестящею отвагою создал для своих спартанцев, - имущество и свободу от долгов для бедного люда, соревнование ради нового и прочного внутреннего уряда, воодушевление к борьбе и победам, блестящую военную славу, всего этого, благодаря Арату и его партии, к великому своему прискорбию, лишился простой народ в городах. Против подобного рода опекунов бессильны были и толпа и общественное мнение, что и обнаружилось в бесплодном народном негодовании по поводу битвы при Левктре. Как ожесточилась толпа, когда вместо того, чтобы после позорного заявления в Эгионе выйти в отставку, Арат остался в стратегии, когда он не смог даже отстоять Мегалополь, когда отложилась Мантинея. Обременительным, позорным казался всем союз, оттого что, требуя от городов денежных вносов и военных пособий, он не защищал их и не поддерживал бедных граждан; собирая по два раза в год на три дня общину, с тем чтобы на скорую руку предъявить к решению лишь предрешенные уже вопросы или произвести выборы; союз, в конце концов, все предоставлял на произвол богачей; он самоуправно вмешивался даже во внутренние дела отдельных общин, предписывал им и требовал от них того, что разрешалось не общиною, а напротив, недосягаемым для толпы союзным советом, всемогущею волею зажиточных его членов. И в самом деле, после каждого успешного предприятия царя внутри и вовне этим общинам все соблазнительнее каталась возможность соединиться на полной свободе под блестящей и охранительной гегемонией прославленного Клеомена. А что, если македонский царь воспользуемся этим временем, с тем чтобы возобновить прежнее, гнусное владычество тиранов в городах? Это ужасное положение Ахейского союза казалось возможным тем более, что вследствие возобновлявшихся поражений с прискорбием приходилось сознаться в собственной возраставшей немощи. К кому обратиться, на кого надеяться? Один только Клеомен со своими победоносными спартанцами в состоянии был охранять свободу, мало того - даже создать ее.
