История Древней Греции - [277]

Разумеется, это не исключает ошибочности многих известий Геродота и возможности поправок к нему при помощи Ктесия, написавшего, между прочим, историю персидской монархии с древнейших времен в 23 книгах («Persica»). Придворный врач воспользовался своим пребыванием при персидском дворе для составления своего исторического труда частью на основании архивных документов (διφύεπαι Βασιλικαι), частью по личным наблюдениям. В историческом очерке мидян, в повествовании о низвержении Астиага, о судьбе Креза в плену у Кира, о Камбисе и других Ктесий значительно отступает от Геродота, и во многом известия позднейшего историка оправдываются надписями. Однако, по словам самого Сэйса, большая часть его ассирийской истории состояла из ассиро-вавилонских мифов, превращенных в правдоподобные рассказы путем рационализирования; между тем в истории Персии некоторые известия его уступают по достоверности Геродотовым.

Поскольку Сэйс в интересе исторической истины поправляет и дополняет Геродота, постольку он прав и поучителен. Но, как мы видели выше, главная задача английского критика в оценке Геродота состоит не в исправлении и пополнении его известий, а в низведении самого писателя на уровень заурядного собирателя басен, к тому же ревниво преследующего мелкие цели авторского самолюбия насчет доброго имени своих предшественников и здравого смысла читателей, ввиду этого не останавливающегося перед литературными передержками.

Если нам удалось показать неосновательность подобных подозрений и обличений, а равно излишнюю придирчивость английского критика, то, надеемся, мы достигли этого без насилий над текстом «отца истории» и не в ущерб требованиям исторической критики. Повествование Геродота говорит достаточно само за себя; оно представляет многочисленные доказательства скромности и осмотрительности автора, а также точности в записывании свидетельских показаний и, наконец, самой доброкачественности многих свидетельств. Много раз Геродот не ограничивается сообщением одного варианта, а передает их несколько, сознается в неведении событий, местностей и лиц и в том, что те или другие известия его не более как принятые со стороны слухи; для проверки некоторых показаний он отправляется на места занимающих его достопримечательностей, положение свое о пребывании киммерийцев на побережье Черного моря он подкрепляет ссылками на вещественные памятники и остатки в географических названиях; выводя колхов из Египта, он считает нужным обратить внимание на язык, нравы, на весь быт сличаемых народов. Но добросовестность Геродота как наблюдателя и записывателя доказывается более всего такими случаями, когда он заносит в свой труд показания, на его взгляд неверные, которые подтверждаются впоследствии географическими, историческими и этнографическими изысканиями. Геродот не верил тому, будто финикияне во время плавания кругом Африки имели солнце с правой стороны, так как автор наш не имел еще никакого понятия об эклиптике и экваторе; только со времени Васко да Гамы показание Геродотовых свидетелей нашло себе полное подтверждение. Странным, совершенно особенным представлялся Геродоту ликийский обычай материнства (I, 173); но он внимательно наблюдал и обстоятельно записал его: «Ликийцы называют себя по матери, а не по отцу. Если кто спросит соседа о его происхождении, тот сообщает свою родословную с материнской стороны и перечисляет матерей своей матери; и если женщина-гражданка сочетается браком с рабом, то дети их признаются благороднорожденными; если же мужчина-гражданин, хотя бы самый знатный между ними, возьмет в жены чужеземку или наложницу (т. е. рабыню), то дети их не имеют прав гражданства». А сколько драгоценных сведений содержится в труде древнего историка о половых отношениях у разных народов, сведений, аналогичных с точными известиями новейших путешественников, о погребальных обрядах, о чествовании покойников или о примитивном способе торговли (IV, 196); многие известия Геродота о скифах, о свайных постройках пеонов, о колониях финикиян и о заимствованиях от них эллинов блистательно подтверждаются раскопками и этнографическими изысканиями; равным образом многое из его труда подтверждено новейшею наукою в области памятников египетских и ассирийских. Мы не говорим уже об истории Эллады, для которой труд Геродота, опять-таки при всех несовершенствах его с точки зрения современной критики, дает богатый запас фактических сведений. Да и самые известия Геродота о Древнем Египте вовсе не столь несовершенны, как это силится доказать Сэйс, на защиту естественно-исторических сведений Геродота о Египте выступил такой авторитет, как Гексли в «Macmillan’s Magazine» (1883). «Геродот был человек большого ума и неутомимой энергии, хорошо знакомый с результатами науки своего времени», так говорит о нем знаменитый естествоиспытатель. Гексли также был в Египте, также интересовался вопросом об образовании нильской долины и выражает свое удивление остроумию и логичности выводов древнего путешественника в его рассуждениях о том же предмете. Неизбежные в заключениях Геродота ошибки, да и то несущественные, он объясняет не личной неспособностью древнего писателя, но недостаточностью знаний того времени вообще. Бенеке, известный Сэйсу автор статей о млекопитающих в Геродотовой истории, о ботанических и минералогических замечаниях древнего историка, приходит к заключению о необыкновенной любознательности Геродота и удивительной для того времени точности его наблюдений. К тем же выводам в других областях приходят Масперо, Овелак, Брюль, называемые Сэйсом в числе источников при составлении «Предисловия».